Сибирские огни, 1963, № 7

— Мы хоть, как-никак, кукурузу не потеряли,— сказал Устин,— А во всем районе так и погнила на корню. — Сомневаюсь,— вставил Андрон Овчинников, но никто так и не по­ нял, в чем он сомневается. Захар разрешил людям немного отдохнуть. Но через день-другой ожила, загудела, зазвенела железом ремонтная мастерская, затюкали топорами плотники в недостроенной конторе, закопошились люди вокруг водонапорной башни. Кладка круглого тела башни давалась самодель­ ным каменщикам нелегко, и Моторин целыми днями сам держал в руках мастерок, растолковывая и показывая, как управляться с кирпичами. Но основные силы всех бригад Большаков бросил теперь на раскор­ чевку леса. День и ночь над тайгой стоял надрывный тракторный вой и треск выворачиваемых деревьев. Однажды председатель вызвал в контору Варьку Морозову. Несмело перешагнув порог, она прижалась к косяку. — Вот что, красавица,— сказал Захар .— Поедешь в тайгу, к рас- корчевщикам, поварихой. Там людей Мироновна кормит, но сейчас едоков сильно прибавилось, ей одной не управиться. Будешь помогать ей. Ну, чего молчишь? Варька сперва пошевелила плечами, поежилась, будто ей было холод­ но. Потом сказала еле слышно: — Ладно. Через полчаса-, как Захар и ожидал, в контору заявилась Пистимея. — Не пущу дочку! — закричала она с ходу.— Еще чего выдумал — девку к мужикам! Мало ли в деревне работы. — Это уж мое дело — куда кого послать,— спокойно сказал Захар.— И не одна Варвара твоя будет среди мужчин. Там Мироновна, там... — А я говорю — не пущу! Я уж, коли так, вон какую-нибудь сестру во Христе в помощь Миронихе уговорю. — Варвара поедет! — хлопнул ладонью по столу Большаков.— Что это за штуки еще такие? В доярки дочь твою нельзя, в свинарки — тоже — в отлучке из деревни за километр-другой, видите ли, придется Варьке бы­ вать. Чего ты за нее боишься? Никто ее не тронет... В общем, чтоб не ны­ ла мне больше тут. Ступай, собирай дочку... В обед Большаков встретил возле пыхтящей электростанции Морозо­ ва, проговорил: — Сколько же с твоей женой насчет Варьки воевать, Устин? Как-то оно получается... Стыдно, бригадир! Морозов нахмурился, сплюнул на землю. — Да я уж и сам с греха сбился. Всю душу вымотала она с меня, ладанка ржавая,— сказал о своей жене Устин. Сказал со злостью, почти с ненавистью. И помолчав, добавил решительно: — Ничего, поедет. К вечеру этого же дня Варька действительно была уже в тайге, за Чертовым ущельем, сидела на низенькой скамеечке возле лесного ручья и чистила картошку, обмывая ее в студеной воде. Совсем рядом где-то трещало, ухало, ревело, и Варька каждый раз взмахивала длинными расницами, а потом вздрагивала. — Ничего, корчуют, матушку,— говорила Мироновна, пожилая, рыхловатая, круглая женщина.— С корнями выворачивают. Иная сосни- ща уж таково-то крепко сидит — возятся, возятся с ней. Придут мужики обедать — все промокшие от поту. А ничего, вывернут-таки. Корнищи-то вскинет дерево в небо, а в них — гора земли. А интересно глядеть! Завтра вот сходи-ка, погляди. — Что ты, что ты... Зачем я пойду? — Так интересно, говорю. Ну, айда печь растапливать. Как бы еще поспеть нам с ужином. Скоро накатится горластая орава.