Сибирские огни, 1963, № 7

Все заречье превратилось в сплошную хлюпь. Оттуда плыла на де­ ревню теплая, сладковатая прель. Захар по-прежнему несколько раз на день приезжал на луга. Если он появлялся во время отдыха, бригадир Устин Морозов, ра­ ботавший наравне со всеми, морщился, нехотя брал свои вилы, вздыхал тяжело: — Поднимайтесь... — Ты, дядя Устин... Председатель, что ли, виноват? — воскликнула однажды с обидой Ирина. Устин зло глянул на девушку, но ничего не ответил. Вместо него на Ирину окрысился старый, тощий, как засохший кол, но крепкий еще на но­ гах мужичонка Илюшка Юргин по прозвищу «Купи-продай»: — А что, панфары ему бить, что ли, за издев над людями? — Фанфары,— насмешливо поправил Митька и добавил: — Музыка такая. Исполняется в торжественных случаях. — И ты, Митька...— вздрагивая губами, повернулась к нему Ирина. — Замолчи-ка ты, щенок, в самом деле,— негромко сказал Митьке отец и почему-то посмотрел на Устина Морозова. Тот, не поворачиваясь, сдержанно усмехнулся. А «Купи-продай» приподнял мокрую верхнюю губу, утыканную кое- где толстыми и жесткими, как прошлогодняя пшеничная стерня, волосами, выдавил сквозь зубы длинную струйку слюны и, бесстыдно смакуя каждое слово, проговорил: — Сучат ногами тут всякие. Ровно их за голую титьку щупают.— И демонстративно отвернулся. В лицо Ирины будто один за другим ударились несколько комьев осклизлого вонючего гнилья и растеклись не давая дышать. Вспыхнув от стыда и злости, она хотела что-то крикнуть, уже шагнула было к Юргину. Но Лукина положила руку ей на плечо, удержала: — Не тронь ты их. Ну их, право... Подальше от грязи — чище будешь. — Так ведь Устин кривится, как от зубной боли, едва председатель­ ская машина покажется... Бригадир ведь. А люди не слепые, видят. А этот... А этот... И ты, Митька! — еще раз повернулась к нему со слезами на глазах Ирина. Митька, колючий и зубастый, на этот раз виновато отошел прочь, как побитый. В этот день, как, впрочем, и в другие, председатель, приехав, ничего не спросил, потому что все было ясно и так. Кругловатое, давно не бритое лицо его осунулось, серые глаза запали, подковки усов свесились, каза ­ лось, еще ниже. Устин Морозов, подвигав черными бровями, вздохнул: — Останемся без сена, однако, Захар. Как в других бригадах там? — Одна картина,— ответил за Большакова главный агроном Кор­ неев, подъехавший на ходке почти одновременно с председателем. В безмолвии выкурили по папиросе. Корнеев, чуть грузный, приземистый, когда был без головного убора, напоминал увесистый пшеничный сноп. Вероятно потому, что буйные ры­ жие волосы его рассыпались во все стороны, свешивались, как колосья, на круглый лоб, на виски. Сейчас из-под фуражки не выглядывало ни одной прядки, лоб его казался огромным, как булыжник. Время от времени на лбу возникали неглубокие морщинки, потом исчезали. — А может, Захарыч, еще посилосовать травки? — сказал Морозов.— Ведь так и так... Большаков помял обеими ладонями лицо. На лбу главного агронома опять образовались морщинки и расправились.