Сибирские огни, 1963, № 7
Ноги Антипа росли как-то странно, нараскаряку. Когда он стоял,, ступня от ступни была чуть не на полметра. Несмотря на это, толстые, висевшие трубками холщовые штаны, в которых Антип, вероятно, и ро дился, все время сползали, и старик Никулин поминутно их поддергивал. — Так я спрашиваю — деньги зря, что ли, ученые-то получают? — передохнув, еще ближе подступил Антип к Захару.— И ведь — знамо де ло! — немалые. По тыщам угребают. А тут... И вдруг, неожиданно для многих, Фрол Курганов, перебив Никулина, крепко-накрепко обложил все поле матом и с размаха глубоко вонзил вилы в землю —• аж мелко-мелко задрожал до черноты отполированный ладонями черенок: — Д а почему я должон, на самом деле, зря спину надламывать?!! — И пуп надрывать,— тотчас добавил работавший рядом его рыже- чубый сын Митька, тоже бросил вилы, протер рукавом залитые едким соленым потом глаза и припал к ведру с холодной водой. Непонятно бы ло — всерьез говорит Митька в поддержку отца, или, наоборот, вставил это в насмешку. — Вот именно! — прикрикнул Фрол на сына, видимо, тоже не по нявший, что к чему в его словах. Митька пожал плечами, закурил, упал лицом вверх в развороченное секо и стал равнодушно пускать в серое, и без того мутное небо табачные кольца. Бригадир Морозов окинул всех тяжелым взглядом, задержал глаза на Большакове. А Захар медленно опустился на кучу сена. Устин подождал, пока он сядет, погладил свою черную бороду и мед ленно пошел в балаган, служивший во время сенокоса походной бригад ной конторой. Рядом с председателем села Клашка Никулина, разморенная и, к а за лось, распухшая от тяжелой работы. Над всем заречьем установилась туго натянутая тишина. Прошла минута, две. Захар все сидел на копне. Где-то в глубине он чувствовал и понимал, что растерялся, и ненавидел себя за эту ми нутную слабость. Однако вместо злых человеческих голосов услышал Захар сквозь дрожащую тишину: не то шуршит чахлый ивняк, растущий сбоку в рж а вой и гнилой мочажине, не то друг о друга трутся серые, теплые клубы луговых испарений. И только еще минуту спустя понял — это тяжело дышат приостано вившие работу люди. Он медленно поднял глаза. Бухгалтер Зиновий Маркович неуклюже стоял по колено в сене, словно врос в землю. Клашка Никулина обливала Фрола Курганова укоризненным взглядом умных, по-женски мягких, об веденных синеватыми кругами глаз. Ирина Шатрова наглухо сдвинула брови. Была она похожа на ястребка, который, казалось, взовьется сей час и кинется на Фрола. Может быть, ястребок разобьется о его мокрую и крепкую, как осклизлый камень, грудь, но все равно ринется... Наталья Лукина, сложив отяжелевшие руки на груди, тоже внимательно и грустно смотрела на Курганова. Казалось, она знает и видит то, чего не видят другие, и смотрела на Фрола не столь с осуждением, сколь с жалостью и материнской печалью... И тогда горло Большакова чем-то перехватило, начало пощипывать глаза. От чего? От переполнившего чувства благодарности к этим людям, за доверие и поддержку его, Большакова? Может быть. От гордости за этих вот неприметных с виду, мокрых, уставших сейчас людей? Возмож но, и от этого...
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2