Сибирские огни, 1963, № 7

Разговор происходил как раз на скотном дворе, и телятница Писти- мея Морозова, старуха ласковая, тощая и набожная, обиженно поджа­ ла губы: — Не все воля божья. Человек мрет, а скот и подавно господним пер­ стом не защищен. — Скот не перста требует, а ухода. А ты, бабушка-пресвитерша, больше в молитвенном доме сидишь, чем в телятнике. Это было правдой. По три-четыре раза в неделю Пистимея проводи­ ла в молитвенном доме свои баптистские богослужения. Кроме того, чуть не каждую неделю праздновала то день рождения, то день крещения, то день бракосочетания дряхлых старушонок своей общины. А уж о рожде­ стве, пасхе, троице или преображении и говорить было нечего. В эти ре­ лигиозные праздники для нее хоть подохни все телята... Хорошо еще, что она перед праздниками каждый раз приходила в контору и просила подмены. Захар несколько раз пытался снять ее с телятниц, но старуха обижа­ лась и чуть не плакала: — Это как же, Захарыч... За что обижаешь? — Д а ведь от ваших молитв телята в весе не прибывают, наоборот,— теряют! — говорил каждый раз с раздражением Захар. И каждый раз Пистимея отвечала: — Вот-вот, ты всю жизнь шпыняешь бога... и нас, весь молитвенный дом грозишься раскатать. Д а убудет ли, коли старушонки мои какую молитву прошепчут? Перемрем — тогда и раскатывайте. А я ведь живу как? Молитву — богу, а руки — людям. Какие ни есть, а все польза. Уж ты не строжись, а я старательней приглядывать буду за животинками. На этот раз Пистимея, однако, не стала уговаривать оставить ее на работе. Она только оглядела с тоской свои руки, одна из которых была покалечена — средний и указательный пальцы на правой обрублены почти наполовину,— и произнесла: — Одряхли, знать, совсем, проклятые. Отработали свое, кормилицы... И пошла, сгорбившись, тяжело шаркая ногами. Шла так, что Захару даже жалко стало старуху. — Считай, бабушка, что перст господень распростерся и над ско­ том,— сказала ей вслед. Иринка, почувствовав, что получилось как-то грубовато, прибавила, оправдываясь: — Не люблю я ее... Распростерся ли перст над беспомощными тонконогими бычками и телками, защищала ли их теперь целая божья длань — во всяком случае, ни одного падежа с тех пор не было. И Захар только удивлялся — откуда берутся силы у этой хрупкой девчонки! Когда шел отел — она день и ночь пропадала в телятнике. В это время Ирина становилась раздражитель­ ной — лучше не приходи в ее царство без дела, из простого любопыт­ ства,— глаза ввалились, кожа на лице бледнела. Но чуть телята набирали силу, Ирина снова принималась за председа­ теля, требовала чего-нибудь: например, заново покрасить облупившиеся ставни на колхозной конторе, и не отставала до тех пор, пока не добива­ лась своего. ...Нахлобучив фуражку, председатель опять присел на стул у стены и долго оглядывал Ирину с головы до ног. Оглядывал так, будто видел впервые. Ирина даже смутилась, отступила к окну: — Ну чего ты, Захар Захарыч?.. — Д а ты понимаешь...— Большаков постучал пальцами себе в лоб,— вот этим приспособлением соображаешь, сколько будет мороки с асфаль­ тированием целой улицы!