Сибирские огни, 1963, № 7
буют старых своих границ, грозятся чуть не каждодневно этим своим ре ваншем. А у них, что же,— силенки есть. Я не про немцев только, а об них вообще... Обо всех. Вот ведь... И Морозов умолк. Он сидел, по-прежнему не шевелясь, будто боялся пропустить хоть одно слово из всей беседы. — Кто же ее, их силу, со счетов сбрасывает,— сказал Филимон.— Но Захар толкует, что мы ее все время пересиливаем. — Да я и говорю: кабы всегда так и дальше... — А так оно и будет, Устин,— произнес Захар.—Зло и темень никог да еще не брали верха над добром и светом. — Это если сказать вообще. А временами и зло разливается по зем ле, как иная речка в половодье. Вон в этой самой Испании, допустим... Когда еще народ придушили там! Уж почти два с половиной десятка лет фашизм в этой стране стоит. Да и Гитлер сколь хозяйничал во всей Европе... Захар помолчал, будто обдумывая слова Морозова. Потом поворо шил свои волосы, улыбнулся. — Философ-то из меня, Устин, никудышный, чтоб на это ответить тебе, вот беда... Конечно, порой зло разливается. Раньше, бывало, деспо ты, завоеватели всякие подолгу царствовали, иногда веками. Вон над русским народом татаро-монгольское иго триста лет висело. В Испании фашизм, верно, уж больше двадцати лет стоит. Но где ему три века про держаться, рухнет скоро. Гитлер хвалился тысячу лет властвовать, а на деле посвирепствовал всего десяток. Тут какой-то неумолимый закон дей ствует. Не философ, говорю, в точности мне этот закон не объяснить. Яс но одно — разум человеческий все крепнет, крепнет, сметает любое зло„ сумевшее разлиться местами, все скорее. И недалеки те времена, когда и на минуту ему пролиться не даст. И разум этот... Эх, да что! Вон ведь, читал — корабли космические уже пускают. Шутка, что ли! Не спутни ки — а корабли. Человек скоро в космос отправится. Затем с минуту в прокуренном кабинете стояла тишина. Только из мастерской по-прежнему доносился ухающий железный звон. — Про это как же не читать,— произнес наконец Морозов.— Во всем мире спорят — чей полетит человек первым. Я все думаю — что же полу чится, если не наш? Ведь это тогда нам... — А тут и думать нечего,— спокойно промолвил Большаков.— Мы. первыми успеем: Как успели сделать революцию, победить в граждан ской, как успели Гитлера раздавить, прежде чем он нас... Устин приподнял брови, глянул на председателя: — Да ведь это, вроде, маленько разные вещи... Гитлер там и... пер вый полет сквозь небо... — Разные? — переспросил Захар.— Оно, может, Устин, и разные. А поглубже-то глянуть — одно из другого вытекает. — Н-да, ну поглядим...— Морозов поплевал на окурок и медленно, тяжело разогнулся, потер кулаком спину, проговорил, скривив лицо: — Эк, старость не радость, верно говорят. Позвонки-то ровно дере вянным клеем склеились... А я вот еще что думаю: Америка там главная или не главная у них сила, а если начнется война, то из Западной Герма нии. Германия эта вечно... словом, как гнойный нарыв на земле. И что за народ такой — немцы? Висят над миром, словно проклятье какое... — Ты, однако, маленько того... загнул. Немцев различать надо, они разные бывают,— начал было Колесников, но в это время открылась дверь и вошла Ирина Шатрова. Сноп солнечных лучей, бивших через окно, перерезал надвое кабине- тик Колесникова. Переступив порог, девушка, маленькая и тоненькая, настолько тоненькая, что, казалось, вот-вот переломится, стояла, облитая
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2