Сибирские огни, 1963, № 7

— Кто? Батюшка, что ли? — Батюшка. А также другие... Серафиме стало смешно. И она откровенно захохотала. Родители Матвея жили когда-то тоже в Черногорском скиту, но з а ­ тем, не поделив что-то с бывшей игуменьей, уехали в Сибирь. Когда н а ­ стоятельницей стала мать Серафимы, Парфен, глава семьи Сажиных, при­ ехал в скит с молодым сыном Матвейкой, постоял несколько служб, по­ вздыхал: как ни хорошо в Сибири, а тянет, тянет в родные места. Вернул­ ся бы теперь с радостью, да хозяйство большое в Сибири, жалко зорить. Так, вздыхая, и уехал, оставив в скиту Матвея для обучения боже­ ственным писаниям. Учился Матвей под руководством Мавры прилежно. Вскоре он наизусть шпарил и чаеовник, и все двадцать кафизм псалтыря. Чернявый, похожий на девушку и лицом, и хрупкостью, он мог вместе с Серафимой да Настасьей справлять многие уставные службы. Тут и вспыхнула было у них — еще почти детская — любовь. Чем бы она кончилась — не знал ни тот, ни другой. Но однажды Матвея позвал к себе Аркадий Арсентьевич и сказал: — Вот что, Матвей... Приглядываюсь к тебе — шустрый ты и гра­ мотный. Пора, однако, к делу приучаться. Возьму-ка я тебя в доверенные секретари к себе. Делов у меня много, будешь помогать. К отцу в Сибирь я отписывал, он благословляет. Будешь служить честно и старательно — не обижу. Женю, придет пора, на дочери какого-нибудь тысячника, помо­ гу собственное дело завести. Слышишь? А то и... вон дочка-то у меня ра ­ стет... Чем не невеста? «, Аркадий Арсентьевич был навеселе и про дочку сказал в шутку. Но Матвей воспринял это всерьез, припал к руке Клычкова. ...Теперь Матвей Сажин все время был в разъездах. Серафима сперва потосковала о нем, а потом, к своему удивлению, быстро успокоилась,, стала забывать. И когда Матвей появлялся в обители, чувствовала себя неудобно, неуютно как-то, старалась не попадаться ему на глаза. А теперь он был ей совсем безразличен. ...Рыбы все играли в пруду, а Серафима все хохотала и хохотала. — Тебе смешки, Сима, а мне слезы,— обиженно проговорил Са­ жин.— Неужели ты забыла все... — Не называйте меня больше на «ты»,— холодно и жестко сказала вдруг она.— Да и какая я вам Сима? Ничего я не забыла, а только... все, что было тогда,— это детство... Неужели не понимаете? Усики Матвея испуганно дрогнули. Щеки, нос и даже подбородок побелели. — Сима... То есть Серафима Аркадьевна... И Сажин, как в прошлом году Артамон Казаров, рухнул перед ней на колени. — Встаньте, еще увидят... — Пусть видят... пусть! — плаксиво заныл Матвей, преданно загля­ дывая ей в глаза.— Ведь я тебя... я вас, Серафима Аркадьевна... я все эти годы об вас... И Аркадий Арсентьич как-то обещал... Завели бы свое дело. У меня жалованье за все годы целехонько... И помимо кое-чего имеется. Тем более теперь... Эти рудники... Уж я наладил бы их... А, Серафима Ар­ кадьевна?! А я бы уж для тебя... для вас... верней и понятливей собаки был. Все, что ни пожелала, со дна доставал... Матвей, сложив ладошки и умоляюще прижав их к груди, ползал перед ней на коленях. Серафима, сидя на скамейке, глядела на него сво­ ими голубыми глазами с любопытством. — Понятливей собаки, говоришь? Со дна? — переспросила она. — Серафима Аркадьевна! Ей-богу!! — воскликнул Сажин.