Сибирские огни, 1963, № 7

Два портрета смотрят со стены: его и дочери. Они очень похожи. Но он не в силах признать в этой пожилой женщине свою дочь, потому что не знал, не ласкал ее ребенком... На бульваре Шевченко, расправив в небо пышные кроны, замерли в духоте каштаны. Сколько вам лет, каштаны? Сколько? 4 Павел подошел неожиданно. Леа даже растерялась. Он остановился, опустив руки на стол, и смотрел ей прямо в глаза. Этот человек из прошлого совсем не вызывал в ней чувства соприко­ сновения с древностью. Этот человек из Космоса казался ей самым зем­ ным из всех людей. Она наизусть помнила пройденные им космические трассы. Но он был неотделим от Земли. — Я помешал вам. Я всегда прихожу некстати. Она отодвинула рукопись. — Нет... Что вы... — Мне почему-то хочется вас видеть. Я не знаю — почему. Но мне всегда хочется вас видеть... Когда вы рядом — мне легче быть на Земле... Пораженная, она спросила: — Разве вам трудно на Земле? Он горько улыбнулся. — Очень трудно. Придвинул легкое кресло к ее столу, сел. За перилами балкона сия­ ли горы. Смолою пахли богуяры. Они молчали. Она ждала, что он скажет. А он, понимая, что она ждет, пытался собрать растревоженные мысли. — Вот эта даль, блекло-голубая, с белыми легкими облаками, — это только земная даль. Я нигде не видел такой. Иногда одинокий слабый запах может всколыхнуть все прошлое... Как объяснить ей, что Космос — это не прошлое?! Это было совсем недавно. А Земля — уже ушедшее, потому что для него реальной оста­ лась только та Земля, что существовала шестьсот лет тому назад. А те­ перь все небо, весь воздух, вся ширь взывают к прошлому. Иногда даже ему кажется, что он погружен в вечный непреодолимый сон. — Мне... тяжело на Земле... Вчера я весь день бродил по Киевскому заповеднику... Я благодарен людям за то, что они сумели сохранить не­ прикосновенным все, что связано с моими товарищами и со мной. Это очень страшно: в тридцать пять лет стоять у покинутых стен древнего Университета, где ты в молодости, только одиннадцать лет тому назад, читал студентам лекции... Я посетил дом, где жил когда-то... Это мой дом и не мой... Все осталось на прежних местах, даже мои любимые цветы... Но, наверно, во мне что-то изменилось необратимо. Я был на могиле до­ чери своей, которой никогда не знал. А она прожила долгую и сложную жизнь! Я видел памятник, сооруженный в честь внука моего, построив­ шего на Марсе первый завод. А мне все еще тридцать пять лет! Потрясенная Леа не находила слов. Он сидел, низко опустив голову. Тень легла на его лицо, потому что солнце уже скрылось. Она отметила, как дрожат его тонкие белые пальцы. Острая жалость охватила Лею. И он понял это. Вдруг резко поднялся, двинул стул. Он смотрел ей прямо в глаза. Прошептал очень тихо: — Нет! Мне жалости не надо! Я не за тем пришел к вам... Обида и стыд захлестнули его. Ведь казалось, что она поймет! — Я не жалею... Нет! Нет! Совсем не жалею... Договаривая эту фразу, она уже не шла против истины. — Совсем не жалею, — повторила она. — Надо, чтобы вы поняли....