Сибирские огни, 1963, № 7
сразу сбавил дену за рудник« на одну четверть),— эти люди тоже почти принадлежали ему. А ведь в зале копошились не какие-нибудь трень- брень — ирбитские ярмарочные воротилы, тюменские скупщики хлеба, скота, масла, Златоустовские промышленники со своими компаньонами, тагильские заводчики. Было время — кланялся им Клычков каждому в отдельности, пусть теперь кланяются ему все вместе. Вон свистнул толь ко — мигом явились в это Болынереченское, в эту забытую богом и чер том глушь. Д а и как не приехать, если один должен ему, Аркадию Клычкову, два десятка тысяч рублей, другие знают, что неминуемо разо рятся, пусти он железо по цене на две-три копейки выше за пуд при про даже, или сбавь в тугое время копейку с пуда за хлеб при покупке, третьи слезно просят кредита под все свои заведения, предприятия, и знают: не даст — ждет их судьба большереченского золотопромыш ленника. Да, все эти людишки принадлежат ему, Клычкову, потому что у него, у Клычкова, хлебные, галантерейные, москательные, меховые и разные другие лабазы в Ирбите, у него медные и серебряные рудники по реке Чусовой, угольные шахты на Вишере, торговые конторы во многих ураль ских городах, в том числе в самом Екатеринбурге, если он неограничен ный хозяин вычегодских и печорских лесов со всеми их богатствами. Все, все есть у него, Аркадия Клычкова. Не было только золотых руд ников, а теперь — пожалуйста. Высокие окна были раскрыты настежь, теплое сентябрьское солнце заливало зал, ветер чуть шевелил легкие кружевные занавески. Занавески были уже клычковскими, он приказал их повесить перед приездом гостей. С улицы доносились пьяные крики, матерщина, песни — третий день вместе с новым хозяином рудников гулял и рабочий люд. Клычков прика зал кабатчику поить всех бесплатно. В открытые окна налетело множество больших зеленых мух. Они кру жились над столами, облепили развороченные закуски, целыми полчи щами ползали по скатертям, образуя живые темные островки там, где бы ло пролито вино или варенье. Один такой островок был как раз напротив Клычкова. Он глядел- глядел и вдруг хлопнул по столу тяжелой ладонью. Мухи разлетелись не все. Около десятка остались раздавленными на столе, примерно столько же прилипли к ладони. — Вот! — сказал Клычков, поднимая руку.— А Таежный Клык — пусть. Лишь бы не затупился. И Монах — пущай. Старой веры мы, это верно. Хотя в бога я вроде уже не верю. Сестра моя, правда, живет по старому укладу. Па-агадите, жирные брюханы, я вас еще приглашу в Чер ногорский скит на Печору, вы еще поздравите у меня игуменью Мавру с ее именинами. Растрясете важность-то по тайге. Поедете, аль откажетесь? — Аркадий Арсентьевич... да хоть в самое пекло, только дай знать, что желаешь...— откликнулся ирбитский купец Прохор Воркутин, мотнув начинающей лысеть головой.— Уважаем мы тебя. — Уважаешь? — Клычков усмехнулся.— А не припомнишь, годков с десяток этак назад, я слезно просил у тебя тысчонки три на поправку, когда единственный мой амбар с первой в моей жизни закупленной пар тией зерна вдруг сгорел? Взял, да и сгорел. А, как? Легко мне было? А ты... — Так, Аркадий Арсентьевич... У тебя розмахи-то сразу были... Ты — с места вскачь, наметом пошел... Где у меня такие капиталы были? Я и сейчас не смог бы, коли кто попросил... Д а и сдавалось мне тогда, для виду просил ты, не по нужде... И уж потом сообразил Воркутин — не к добру развязал язык-то спьяну, умолчать бы последние слова, придавить их во рту. Но было поздно.
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2