Сибирские огни, 1963, № 7
Зато теперь он выбрал Озерки своим, видимо, последним, а вернее ска зать, вечным пристанищем. Через несколько дней после приезда Петр Иванович уже был в Зе леном Доле. С Морозовым он встретился возле мастерской, где Устин осматривал отремонтированные плуги и сеялки. Пока Смирнов расска зывал, кто он, откуда знает его сына, Морозов молча и даже как-то не приязненно, холодновато глядел ему в лицо. Потом, опустив глаза, не сколько раз запустил руку в бороду, прочесал ее пальцами, будто огре бал намерзшие сосульки. И, наконец, тяжело сел на перевернутую вниз, зубьями борону. — Вот вы какой, отец героя...— закончил Смирнов.— А я, при знаться, другим вас представлял. Без бороды. Давно, Устин Акимыч,, мечтал познакомиться с вами... — Бороду-то можно и сбрить... Д а ведь сына не воротишь этим, не воскресишь,— только и ответил почему-то Смирнову Морозов. Не так представлялась Петру Ивановичу встреча с отцом Федора. Ведь он не один месяц был с ним на фронте, он видел его в последние дни перед геройской гибелью, он может рассказать родителям об их сыне много такого, что, кроме него, никто не расскажет... Вместо этого — угрю мые глаза, ссутулившиеся плечи отца Федора Морозова, его странные слова о бороде, которую можно сбрить. — Спасибо, что... не забыли о Федоре. Тяжело мне,— проговорил потом Устин Морозов, встал и пошел от мастерской. Что же, решил Смирнов, видно, в самом деле родительское горе столь велиго, что не до воспоминаний сейчас отцу о сыне... Может, в дру гой раз когда... Но в дальнейшем, когда бы ни приезжал Смирнов в Зеленый Дол, Устин Морозов как-то сторонился его, старался избежать встречи. И всегда Петр Иванович чувствовал на себе холодноватый, с примесью отчужденности, взгляд Устина. Так и не вышло до сих пор случая поговорить с Морозовым о его сыне. Зато с Клавдией Никулиной он разговаривал о Федоре Морозо ве часто. В первый же приезд она, едва узнав, кто такой редактор ' газеты, прибежала к нему сама и, ни слова не говоря, схватила его за руку, потом припала к груди и заплакала. Петр Иванович сразу догадался, что это жена Федора. Она увела его к себе домой. Стол был уже накрыт. — Вы простите меня,— тихо проговорила Клавдия, усадив Петра Ивановича. И опять заплакала.— Вы расскажите о нем... хоть немножко. Хоть немножко... Но с чего начать? — Он пришел к нам в часть, кажется, в самом конце сорок третье го или в начале сорок четвертого,— сказал Петр Иванович.— Во всяком случае — зимой. Всех солдат, которые воевали под моим командовани ем, не запомнишь, конечно. Прибывали, гибли в боях, новые прибыва ли... Но Федора я запомнил. ...Однажды Федор Морозов вырвался из наступающей цепи и пер вым прыгнул во вражеский окоп, расстреливая на ходу немцев. Гитле ровцы, как тараканы, сыпанули через бруствер, побежали вдоль засне женной лощины, к спасительному леску. И опять же солдат Морозов, первым бросился вдогонку по глубокому снегу. ...Сразу после боя Смирнов пошел во взвод, где служил Морозов.. — Махорочка-то есть? Угости-ка. — Есть! — по-мальчишески обрадовался Федор Морозов. Да он и был, в сущности, парнишка. Закурили. Разговорились.
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2