Сибирские огни, 1963, № 7

Работать старику было уже не под силу, но и без работы сидеть не мог. Однажды он пришел на перевоз, выгнал с парома костылем па­ ромщика Илюшку Юргина. Тот завопил, кинулся с жалобой к Захару. Пришлось председателю идти на место происшествия и разбираться. — Да об его лоб еще поросят можно бить, а он, ишь ты, паром от­ вязывать да привязывать приловчился,— заявил Анисим. С тех пор старик Шатров каждое лето работает паромщиком. А зи­ мой ходит со своим костылем по деревне, объявляясь иногда в самых неожиданных местах. Сейчас рядом с Анисимом у пригона стоял еще кто-то. Подойдя по­ ближе, Большаков узнал редактора районной газеты Петра Ивановича Смирнова, приехавшего в колхоз, видимо, еще ночью. — Плохо, Захар Захарович? — спросил Смирнов, ответив на хму­ рое приветствие председателя. — Плохо, Петр Иванович. Вчера Зорька пала. — Я знаю... Вчера бюро райкома партии было по зимовке скота. Представитель из области был, обещал помочь кормами. — Нищему сколь ни подавай, он богаче не станет...— Это сказал Антип Никулин, появившийся незаметно у пригона. И не успел никто возразить ему, как он уже обратился к Смирнову: — Как там моя Зинка-колехтор? Чего денег родителю не шлет? Али совесть с парнями пробегала? — Зина же переводит вам деньги. Это я точно знаю. — Хе! Больше обязанная! ...Когда-то Никулины жили все вместе. Но через год после смерти матери, умершей от болезни сердца, обе дочери, Клавдия и Зина, ушли от отца. Старшую дочь, Клашку, Антип извел тем, что каждый день приста­ вал к ней: — Чего сидишь, чего сидишь, спрашиваю? Какого такого, культур­ но выразиться, прынца ждешь? Все мужик бы лишний в доме был. Эвон, половицы — и то некому перестелить. — Не могу я! Сто раз тебе говорила. Чует мое сердце — живой Федя,— отбивалась Клавдия. Нисколько не смущаясь, Антип продолжал: — Хе! Ну и что? Ну и живой если — так что? Только и свету в окош­ ке, что Зеленый Дол? Мир широк да волен. Живет где-нибудь, да и в ус не дует. Нашел себе новую Клаху-птаху... Зине, девчонке застенчивой и стыдливой, точно ее всегда освещало, как утес, всходившее солнышко, Антип то и дело говорил: — Растешь? Ишь ты! Десятилетку, значит, закончила? Умная те­ перь. А вот сломит кто-нибудь да и вся недолга. Измочалит, да и вы­ бросит. А может, кто сломил уж, а? В лесу только цвет сам осыпается. А тут, эвон, люди кругом? Где до полночи-то бегала? Зина вспыхивала, бралась вся огнем. — Как не стыдно! — Кого стыдишь, кого стыдишь? Не вижу, что ли, как Митька Кур­ ганов вокруг тебя увивается? От отца не скроешь... Антипу ничего не стоило и при народе говорить о дочерях: — Эвон, мои кобылы все эту... гигену блюдут: перед сном рыло да ноги моют. Страм! — Гигиену, может? — Один черт. Ну, рыло — ладно, а ноги-то на что мыть? Дочери ушли от отца, не вынесли его характера, а вернее — от сты­ да за своего родителя. Клавдия купила отдельный домишко тут же, в