Сибирские огни, 1963, № 7
— Один ведь ты, сынок, на свете, один как перст,— сказал однажды Меньшиков Фролке.— Твоя мать-покойница просила меня поглядеть за тобой. Так что приваливайся под мое крыло.. Пропасть не дадим. Накор мим, напоим, Анисим — баб любить научит... Эх! Где было устоять Фролу. Мир в семнадцатом году плескался, шумел, гудел, раскалывался по полам, а четверо собутыльников устраивали дикие попойки то у одной вдо вы или солдатки, то у другой, или вваливались всем скопом в дом Мень шиковых, орали на всю деревню песни. Но вот уехал куда-то из деревни старший Меньшиков, оставив за себя хозяином Демида. Когда началась колчаковщина, Фрол Курганов оказался вместе с З а харом в партизанском отряде Марьи Вороновой. О Фильке Меньшикове все еще не было ни слуху ни духу. Демид вел себя тихо, с колчаковцами, вроде, не водился. Зато Шатров пил с ними водку напропалую. Партиза ны хотели тайно пробраться в деревню и пристукнуть его, но Марья не пускала. — Так ведь он, сволота, сгубил, однако, твоих стариков да Большако вых,— волновались партизаны.—Он или Демидка Меньшиков, больше некому. — А я сказала — не трогайте его,— прикрикнула однажды Марья. Потом добавила тише: — Про Демида не знаю, а Шатров на это неспосо бен. Он ведь так... дурь выгоняет. Разберемся. И если что— не уйдет... Слово Марьи было законом... После колчаковщины Демида и Анисима действительно забрали в милицию. Но через месяц отпустили с миром — видимо, ни тот, ни другой в гибели зеленодольцев от рук карателей виновны не были. А вскоре вернулся Филька Меньшиков. С костыльком в руках. Само дельный этот костылек сразу привлек внимание тем, что набалдашник был его вырезан в виде человеческой головы. Где все это время был Филипп, что делал? Сам он на все вопросы отвечал так: — Где был, там и наследил. Кинулась вдогонку свора, да вернулась ■скоро... Вы что, думаете, коль Меньшиков, так и сволочь? На Демидке вон убедились. Живем справно — это куда денешь, только совести еще не про жили. Думаем, до смерти хватит... С приездом Филиппа опять загудел Зеленый Дол от ежедневных пья нок. Но пьянствовали они теперь втроем — братья Меньшиковы да Фрол Курганов. Правда, кое-когда, очень изредка, присоединялся к ним Антип Никулин. Анисим же Шатров откололся от них окончательно. — Что, испугался, песья твоя кровь?! — орал иногда ему в лицо Д е мид, встречая на улице.— Хочешь теперь чистеньким стать? Видим, за Марьиным хвостом бегаешь. Скоро ноги зачнешь ей вылизывать. Н-но, ни чего, если нам пропадать, так вместе. Мельницу-то тоже держал... Забу дется это, что ли, тебе?! Анисим в разговоры не вступал, презрительно сплевывал Демиду под .ноги и проходил мимо. На другой же год после ликвидации колчаковщины Марья начала сколачивать что-то наподобие сельхозартели. Людям и так было нелегко растолковать, что к чему, а тут Меньшиковы пьяно орали: — У нас —•своя коммуна, своя и артель... Каждый живет, как ему веселей. Нам пока не тоскливо. Гул-ляй, братва... ... Долог, нетороплив зимний рассвет, о многом можно передумать, многое можно вспомнить, пока не рассеется густая синь на окнах. — Я ведь совсем забыла —Мишенька просил картошки сварить в мундирах,— сказала Харитоновна, выходя из своей комнаты. — Ладно, ладно, ты отдыхай,— проговорил Захар.— Я сам сварю.
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2