Сибирские огни, 1963, № 7

Филька любил выпить. А выпив, ходил по деревне, останавливал встречного и поперечного, жаловался: — Вот что — я? Филипп Меньшиков. Помру я — что тогда? Ничего, останется мой брат — Демид Меньшиков. Понял? Сына бы, конешно, на­ до мне. А баба, проклятая, дочерь народила, с-стерва... Натахой прозвали, Натальей, значит. Я предупреждал: девку принесешь — возьму тебя за но­ ги и надвое раздеру... И раздеру! Понял? А что? Я десять лет наследника ждал, а она — на тебе! Разродилась, называется... Помолчав, Филипп обычно добавлял: — А с другой стороны, дочерь, она тоже, хоть и баба вроде, да — Меньшикова. Понял? И вечно мы будем на земле — Меньшиковы. Вас много, голья, а нас, людей, мало, потому мы и зовемся —Меньшиковы. Понял? Ну, дуй колесом, пока в рыло не сунул. Особенно тяжело и безжалостно давил Филипп своих односельчан в годы мировой войны, наживая бешеные деньги на военных поставках зерна, мяса, кож. Он раздобрел, расплылся вширь и по запустевшей без мужчин де­ ревне ходил неторопливо, переваливаясь с боку на бок, как раскормлен­ ный селезень. Все операции по поставкам Меньшиков производил через Парфена Сажина, богатого мужика-старовера с мохнатой, как овчина, шеей, жив­ шего в волостном селе Озерки, что верстах в сорока за Светлихой. 2 Стояла душная осень пятнадцатого года. Филипп Меньшиков и Парфен Сажин отмечали одно из своих много­ численных удачных дел. За столом, кроме них, сидели еще Демид да Анисим Шатров, гуля­ ка-парень лет двадцати пяти, сын зеленодольского мельника, откупив­ шийся от мобилизации. — Эх, Парфен... Д а мы с тобой ить...—- икал осоловевший вконец Фи­ липп.— Токмо вот мужичишки бы с войны повозвертались! Не хватает рабочей силки. Н-да ништо, не всех перебьют, поди, там. Ух, уж развер­ нусь тогда!.. — Не шибко-то надейся, Авдеич...— хрипел в ответ Парфен,— Они, которые возвращаются... того, однако... — Что — того? — Как бы там и не слез, где сесть хочешь. Вернулся один такой бывший работник ко мне... Я ему рупь за работу даю, он два требует. Я было горлом на него, а он костыль половчее берет... — Хе! — воскликнул Филипп.— У меня не возьмет! У меня они все — шелковые. По струнке ходят. И бывшие, и настоящие. Н-нет, мой рупь они уважают! — распалялся Меньшиков все больше и больше,— Понял? Чего, не веришь?! А ну, айда! Филипп и Парфен вывалились на крыльцо, чуть не сломав перила. Возле конюшни высокий парень в черной рубахе навыпуск кидал навоз. -— Захарка, Большаков! Подь сюда! — закричал Меньшиков. Парень воткнул вилы в навозную кучу, отер пот с лица, подошел. — Чего тебе? На вид парню можно было дать года двадцать четыре, если не боль­ ше. Здоровый, крепкий, как лиственничный сутунок, он стоял, чуть пригнув голову, спокойно разглядывая Меньшикова и Сажина сероватыми глаза­ ми. Его широкие, влажные скулы матово отсвечивали на солнце, капельки пота поблескивали над верхней, резко очерченной губой.