Сибирские огни, 1963, № 6
Она боком прилегла к земле и, сунув щепку в костер, стала разду вать угли. — Мы — в другой раз, — пообещал Анучин. Когда отошли от шалаша, Владимир Ильич сказал своему спутнику: — Пишите роман о Машарихе. — Что вы! —'смутился Анучин. — Эта тема по плечу таким гиган там, как Достоевский. — Ну, и что же? Достоевский у нас был, в своем роде, первым, но не последним. Нужно захотеть стать Достоевским. Да! Захотеть! — Захотеть — этого мало. Требуется... — Талант? Бесспорно. И, пожалуй, не такой, что был у Федора Ми хайловича. Тут одной психологией не обойдешься. Нет. Нужен социаль ный роман. Нужна классовая расстановка действующих лиц. Появление капиталиста, его молодость, полная сил, и его старческая дряхлость, его маразм. Изломанные, духовно искалеченные им люди, вроде Машарихи. Она не юродивая. Она — жертва проклятого строя. А на смену идет но вый герой — рабочий, могильщик капитализма, подлинный хозяин всех ценностей на земле. Вот это был бы роман! Вы не согласны? — Не для меня... — Д а , вы правы — такая тема не для областника, страдающего, хо тя и излечимой, но злокачественной болезнью пресловутого народничест ва. Это — роман будущего. Но, мне думается, такой писатель уже родил ся. Вы Горького читали? — Кое-что... — Э-э, батенька мой, многое теряете. У этого писателя надо читать не «кое-что», а всё. Д а , всё. Навстречу им, покачиваясь, шагал непроспавшийся пропойца с вы рванным усом и синими волдырями возле глаз. Широко расставив босые ноги, он преградил дорогу и привычно протянул руку: — Достопочтенные господа сицилисты! Снизойдите к горькому поло жению. Скончалась жена, верный спутник мрачной жизни, и вот... не на что... не на что похоронить. Владимир Ильич достал из серенького замшевого портмоне серебря ный рублевик и подал попрошайке. — Берите. И, пожалуйста, передайте поклон вашей супруге. Пропойца, покачиваясь, недоуменно смотрел то на рубль, лежавший на заскорузлой дрожащей ладони, то на Владимира Ильича, от слов ко торого минутное просветление коснулось больной головы. Пришлось обойти его. Он постоял, покачался, собираясь с силами, и бросился вдогонку. — Господин сицилист! — Догнав, возвратил рубль. — Спасибо за урок. На полбутылки, за ваше здоровье, нужно только двадцать копеек... — Извольте. — Владимир Ильич подал двугривенный. А сам задумался: сколько еще таких на Руси? Сколько среди рабочих людей неграмотных, темных, сбившихся с пути! И это не удивительно, — они пришли из глухих деревень, из медвежьих углов, только что оторва лись от земли. У них — родимые пятна. У многих искалечены души про поведью поповщины, унижением и оскорблением. На больших питерских заводах — иное. Там уже есть потомственные пролетарии. Там понимают: сила в том, что рядом — товарищ. Держатся крепкими кучками. Но и там надо будет чистить да чистить авгиевы конюшни, лопатами выгребать, мусор... Ну и что же? Озябшие отогреваются у разведенного ими ж е костра. Сама революция сделает своих бойцов иными... — Вот он — новый герой! — прервал раздумье Анучин, кивнув го ловой на пропойцу. — Уже пришел!
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2