Сибирские огни, 1963, № 6

Питерских социал-демократов перед их отъездом из Красноярска пригласили на встречу со ссыльными в окрестностях города. За Влади­ миром Ильичем зашел Анучин. От городского сада они повернули к Ени­ сею и по берегу направились в сторону строительства моста. Вдруг запахло дымком. Они увидели — под обрывом у реки угасает костер. Угли уже обволакиваются золой. На деревянном таганке висит прокопченный котелок, с каким и здавна ходят по Сибири бродяги. К сырому обрыву берега приткнулся шалаш, похожий на сорочье гнездо. Он был сгоношен из обломков досок, хвороста и полусгнившего сена. Возле него валялись пустые бутылки, сухие корки хлеба, обгло­ данные собакой мослы. Из темного л а з а торчали распухшие до блеска воспаленной кожи бурые ноги в грязных опорках, до колен полуприкры­ тые обтрепанным подолом измызганной мешковинной юбки. — М атуш ка Машариха выбралась на дачу! — усмехнулся Анучин. — Та сам ая? — спросил Владимир Ильич.— Обойдемте стороной, чтобы не потревожить... — А мне давно хочется потолковать с юродивой... — С чего она стала юродивой? И так ли это?.. Машариху знал весь Красноярск. А имя ее мужа до самой смерти гремело по всей губернии. У него было четыре больших прииска, и льсте­ цы навеличивали его «таежным Наполеоном». Когда М аш арова отпевали, вдова, еще довольно молодая женщина с одутловатым лицом, приказала доставить на соборную площадь те­ легу с ящиками водки. Катаф алк покачивался на рытвинах, с него сва­ ливались лесные цветы. Идя за гробом, Машариха откидывала их нос­ ками ботинок: — Кровушкой запачканы.... Приостановившись посреди площади, она крикнула столпившимся грузчикам, мастеровым и приискателям, приехавшим из тайги на похо­ роны хозяина: — Пейте-гуляйте, несчастные!.. Поминайте душегуба!.. Она подбеж ала к телеге, схватила бутылку, хотела выбить пробку ударом ладони, но это оказалось непосильным; в ярости отбила горлыш­ ко об оглоблю и, запрокинув голову, глотала водку, как воду в жаркий день. С порезанных губ текли розовые струйки. Глянув дикими глаза ­ ми на недопитое зелье, она размахнулась, выдохнула всей грудью: «Э-эх!» и хрястнула бутылку о колесо. Расфуфыренные приятельницы подхватили Машариху под руки и, стараясь успокоить, повели за катафалком . Но пьяная вдова, расталки­ вая всех, кричала: — Мильены награбил!.. А сам окочурился... раньше меня. Одну ос­ тавил на всем белом... Белом?.. Н а всем черном свете. Одну-одинешень- ку!.. А что мне с его мильенов? Тьфу!.. Сердце жгут хуже спирта... Вдове пытались влить в рот валерьянки, но она вышибла стакан из рук. — Слетелось воронье! Все такие же, как мой сдохший! Напле... плеон. Руки-то у вас тоже в золоте замараны... — Она уткнула кулаки в бока и, брызгаясь слюной, спрашивала с крикливым надрывом. — По­ минок ждете?.. А я вам — шиш на постном масле! Голь перекатную на поминки скличу. Моему сердцу с ними легче... С кладбища Машариху вынесли на. руках. Пять недель она пролежа­ ла в постели. А когда поднялась на ноги, потребовала мешок серебра. В воскресный день в конце обедни взошла на паперть собора и стала гор­ стями раскидывать монеты нищим, калекам и юродивым: