Сибирские огни, 1963, № 6
вильно. Наша цель, сам знаешь, свалить абсолютизм, а потом и бур жуазию . И агафоны встанут на нашу сторону. А когда революция свер шится, будешь ты, Анатолий... Ну, как тебе сказать?.. Ванеев закашлялся и, боясь разбудить Цедербаума, прикрыл лицо простыней. — Может, тебе — глоток воды? — Владимир Ильич встал, напол нил чашку из остывшего самовара и подал другу .— Выпей — кашель пройдет скорее.— И, отходя к столу, сказал .— Будешь ты... Ну, допу стим, народным комиссаром промышленности! Кому же, как не тебе? Технологу — по плечу!.. — Что же... Я иногда мечтаю вот так же... Возможно, сбудется... — Безусловно, сбудется! Непременно.. А слесаря Бабушкина мы увидим на посту директора государственного издательства! — И это возможно. Говорят, в первый месяц после наших ар е стов, он писал прокламации. Пока был на воле... — Д а , да. Я слышал. Мне в тюрьму сообщали... — «Наследница» д а в ал а знать о тех листовках? — Она. -— Ну, тогда я не сомневаюсь: были удачными. — Отличными!.. И я надеюсь: Бабушкин вырастет как публицист. — Вырастет... — Ванеев вздохнул. — Если нам суждено дойти до той поры... — Вот это ты зря... «Суждено»... Такого я от тебя раньше не слыхал. — Что ни говори — Сибирь. А для меня еще — север. Морозы... — Я не узнаю тебя, Анатолий. Нужно верить, твердо верить — все дойдем. Все! Запахло жженой бумагой. Владимир Ильич сдернул подпаленную газету с лампы и смял ее в комок: — Чего доброго, Юлий почует запах горелого и потянется за т а б а ком. А тебе я не позволю курить. Тем более — ночью. Цедербаум шевельнулся. — Кажется, разбудили? — сказал Владимир Ильич приглушенным шепотом.— Нет. Это уже хорошо. Но, все равно, давай-ка спать. Пого ворить мы еще успеем. А письмо, видно, придется дописывать утром. Но уснуть он долго не мог. Раздумье началось с Цедербаума. П о чему у Юлия такие холодные и влажные руки? Здоров ли?.. Не успел поговорить с ним по душам. Кажется, у Толстого сказано: в первую половину дороги путник д у мает о том, что он оставил, во вторую — о том, что ждет его впереди. Им, изгнанникам, пора думать о будущем. Что ждет их через три года? Через пять лет?.. Все они, социал-демократы, в большом походе. В походе перед бит вой. А в походе случается всякое. Один намозолит ногу и не сможет идти дальше, другой устанет не столько телом, сколько душой. Видимо, не зря у Анатолия возникает беспокойный вопрос: все ли дойдем? Только о се бе он напрасно так... Лишь бы здоровье не подкосилось... А потери в пути будут. Их не избежать. Еще до начала решительной схватки, возможно, появятся дезертиры, перебежчики. Война есть вой на, и нужно ко всему быть готовым. Она не окажется легкой, эта война против целого класса, который всюду гнетет и давит трудящихся. Но их поход не остановится, не замедлится. Они будут продвигаться все вперед и вперед. Возьмут все друг друга за руки. И к ним будут вливаться все новые и новые силы. Отовсюду, со всех заводов и фабрик придут такие, как Бабушкин. Эти не отстанут, не набьют ног, не начнут ссылаться на усталость, не переметнутся. Как бы им ни было трудно...
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2