Сибирские огни, 1963, № 6

Владимир Ильич откинул тяжелую крышку альбома, и с плотного картона глянул на него через очки... Чернышевский! — Николай Гаврилович!.. А мне говорили, что его туда и обратно через Красноярск провезли ночью. Украдкой от всех! Под именем «сек­ ретного преступника № 5». — Д а , да, — подтвердил старый фотограф .— А снимок мне дарил один ссыльный. Я делал копия. — А можно попросить вас?.. — Все фото можно. Я рад исполнять заказ. Кеппель положил на стол лист бумаги, чтобы посетитель мог соста­ вить список карточек, которые он хотел бы получить, и, предупредив, что деньги полагается внести вперед, с поклоном удалился. Снимков оказалось несколько сот. Тут был и Петр Моисеенко, и Виктор Обнорский. Были писатели: Короленко, Елпатьевский. Были две сестры Веры Фигнер. Был Петр Алексеев, тот самый ткач, что говорил на суде о мускулистой руке миллионов рабочего люда, под ударами ко­ торой «ярмо деспотизма, огражденное солдатскими штыками, разле­ тится в прах». Бесчисленная вереница дорогих для сердца людей! Вели­ ка и вместительна эта тюрьму — Восточная Сибирь! Придя за готовыми карточками, Владимир Ильич снова перели­ стал альбом. Аксельрод спросил, не желает ли господин Ульянов сегодня запечат­ леть себя на память,'— получены великолепные пластинки. — Послушайте,— Владимир Ильич вскинул на него глаза ,— вы так и не сказали мне •— за что высланы в Сибирь? — Если вас т ак интересует... — Аксельрод учтиво склонил голову. — Но моя фигура ничем не примечательна... И я бы не хотел, чтобы когда-нибудь стало известно брату... Фотограф н азвал статью. Оказалось — уголовник! З а какое-то мо­ шенничество... Владимир Ильич умолк, потеряв интерес к собеседнику. А тот навязчиво повторил — всегда готов к услугам. В особенности ему будет приятно запечатлеть, скажем, в день ангела... — Нет, — наотрез отказался Владимир Ильич,— Я не люблю сни­ маться. Ни в какие дни... — Напрасно. Подарили бы своим близким... День рождения? Опоздал, батенька! На целую неделю!.. А он, пи­ терский изгнанник, до этой минуты д аж е и не вспомнил, что ему при­ бавился еще один год. И телеграмму из дому не получил. Вероятно, не доставили. А не вспомнил впервые в жизни. И это не удивительно,— еще накануне того дня голова была занята думами о Федосееве. Утром при­ будет поезд, в окне тюремного вагона мелькнет лицо человека, которого, хотя и не видел никогда, но может узнать. Первая примета — очки. М а­ рия Германовна рассказывала — испортил зрение, читая книги в петер­ бургских «Крестах» при тусклом свете тюремной лампы. Вторая приме­ та _ бледность кожи, натосковавшейся в застенках по воздуху, по сол­ нышку... И вот за решеткой окна на минуту, пока не отогнали конвой­ ные, показался заключенный. Очки. Бледное, нервное лицо. Реденькая, словно у татарина , черная бородка. Усы отвисли в уголках губ. Глаза усталые, ищущие. Смотрит: не встречают ли его? Он! Никто другой — он, Николай Евграфович!.. С подножки вагона узник помахал рукой. Как будто ему, бывшему казанскому кружковцу Ульянову. На какую- то секунду глаза их встретились, но... Конвойный толкнул сопровождае­ мого в спину. Колонна двинулась в сторону тюрьмы. И больше, сколько тот человек ни оглядывался, уже не удалось поймать его взора... С тех пор Владимир Ильич каждый день наведывался в фотогра­ фию. Надеялся — Федосеева приведут сюда. Не сегодня, так завтра.