Сибирские огни, 1963, № 6

К решетке подошел отец и стал просить, чтобы фельдфебель взял у них деньги и сходил за медом. Дородный службист ответил, что не намерен бить для них казенные сапоги. В дверях вагона показался Белогубов, возвращавшийся со станции. От него пахло одеколоном. Широкий подбородок был выбрит досиня. Щеки разгорелись, а губы лоснились после водки и жирного завтрака. Увидев волжан возле самой решетки, он раздраженно спросил: — Что за разговор? Фельдфебель! Часовому — два наряда! — По местам! — гаркнул фельдфебель, притопнув каблуком. А Галинка, разм азы вая слезы по веснушчатым щекам , визгливо тя­ нула: — Ме-еду-у! Кржижановский, не выдержав, подбежал к решетке: — Господин полковник!.. — Ма-алчать! — прикрикнул Белогубов. — Поймите! — продолжал Глеб Максимилианович. — Эта госпожа имеет право... Она вроде пассажирки... — Бунт?! — Щеки полковника так раскалились, что, казалось, кровь была готова брызнуть сквозь кожу. —■Я вам покажу!.. Пассажиры!.. Коридор заполнили возмущенные «политики». Из служебного купе повыскакивали разбуженные солдаты. И чем бы это кончилось — неизвестно, если бы паровоз не рванул вагоны с такой резкостью, что заключенные попадали в коридоре, а конвоиры стукну­ лись о решетку. Девочка и мать взвизгнули в свалке. Старков, поднявшись, потянул Кржижановского за руку: — Пойдем, Глеб! Бесполезно с ними... — Марш по местам! — кричал полковник. — Неповиновение! Виси- лицу хотите заработать!.. Все разошлись, проклиная конвойного начальника. А девочка, сидя на руках у матери, отошедшей в глубину прохода, глотала слезы и мок­ рым кулачком грозила в его сторону: — Бесова Белуга!.. Глазастый челт!.. — Не плачь, детка! — сказал Юхоцкий, оказавшийся рядом с ними. — Мы еще с него посмеемся в революцию. Не шаландаться ему под не­ бом: мы ж его повесим!.. Посинеет Белуга и будет болтаться на ветру. Поняла? — Зачем вы говорите такое ребенку? — Мать прижала Галинку к груди обеими руками. — Как можно?.. — Повесим! — повторил Юхоцкий упрямо. — И не только его: всех, кто захочет устанавливать любую власть после революции. Анархия не терпит насилия над личностью. — Опять вы там?.. Личность!.. — Старков двинулся к Юхоцкому. — А ну-ка — в угол. В углу Юхоцкий долго ворчал, что ему мстят за правду, брошенную в глаза Федосееву. — Оставьте такую «правду» при себе, — прикрикнул Ванеев, поте­ ряв терпение. А потом, немного успокоившись, заявил ему: все они снова требуют извинения перед Федосеевым. При первой же встрече. Или пись­ менно. Нижегородцы знали Николая Евграфовича и, сгрудившись, тоже требовали извинения. Юхоцкий огрызнулся: — Анархисты не извиняются... Личность во всем свободна! И после этого с ним уже никто не поддерживал разговора. Он угрю­ мо молчал, и его как бы не замечали.