Сибирские огни, 1963, № 6

пробежал переулок, где живет, недавно приехавщая, молодая фельдше­ рица переселенческого пункта Антонина Максимилиановна, сестра Гле­ ба. Вот обрадуется! Она ведь не фиктивная, а настоящая невеста В аси ­ лия Старкова. Пошла за ним в Сибирь! Прекрасная у нее душа. Ее Ба- зиль сегодня выезжает из Москвы! И Глеб — тоже. Сегодня вечером. В одиннадцать тридцать... Рад за Антонину. И за Старкова рад. Скоро справят свадьбу. Где- нибудь в деревне. Вместе будут коротать эти три года. Так-то легче. Пусть даже в Туруханске... А вдруг Антонина уже легла спать? Придется разбудить. Такую весть нельзя откладывать до утра. Ну, а что же Анюта? Почему молчит? Это на нее не похоже. Всегда так ая аккуратная, пунктуальная. И вот... Здорова ли? Чего доброго, не схватили ли?... Утром он напишет матери. А для Анюты — приписочку с очередной просьбой: книг, книг. Он ждет от нее книг. Статистических справочников для работы. Пусть поищет у букинистов... В конце письма он спросит, что слышно о Булочкиных? Как их здоровье? Как дела?.. И какой же у них финал-то? «У них!» Анюта поймет; что он хочет знать не только о «Булочке» — Зинаиде Павловне Невзоровой, невесте Глеба, но и о Наде, арестованной одновременно с нею. Если товарищи едут на свой счет, привезут какую-нибудь посылку. Вероятно, книги. И, конечно, новости из столицы. Это — главное. З а в т ­ ра с утра он мысленно уже будет с ними в поезде номер четыре. Все вре ­ мя. Все эти десять дней... Вот и дом. Еще не спят: светится вырез в ставне, похожий на буб­ новый туз каторжанского халата. Это окно — в комнату Антонины. Ти­ хонько постучал в закрытую ставню. П ереждал немного и еще раз по-' стучал. И еще. В ответ — легкие, едва уловимые удары пальцев по стек­ лу. Сейчас она выйдет... Стоя у закрытой калитки, Владимир Ильич нетерпеливо ждал неве­ сту своего друга. А когда она, накинув шубку на плечи, выбежала к не­ му, сказал ей: — Четвертого апреля пойдем встречать. Д а , да. Едут! 2 В тюремном вагоне «политики» с утра до вечера играли в шахматы, вылепленные из мякиша ржаных булок. Юхоцкий с первого ж е часа, не находя ни у кого поддержки, присми­ рел, забился в угол. Потом он сел с уголовниками за карты, но тут же поссорился с ними, заявив, что его бесстыдно обжуливают. Питерцы пытались разговаривать с конвоирами. Те отмалчивались. Лишь самый смелый — Агафон Бороздин, приложив ладонь ребром к верхней губе, чуть слышно вымолвил: — Нельзя... Командер не велит... — Ну; а если — ночью? — спросил Кржижановский, подморгнув солдату. — Ночью, сказывают... сам бог грехов не видит.. Глеб Максимилианович попросил Агафона с первой большой стан ­ ции отправить телеграмму, но тот потряс головой, будто ему в летний день во время купанья в оттопыренные уши налилась вода. — Свои зубы мине дороже... — При чем тут зубы? — А фельдхебель?.. Он бьеть в рыло. Кулак-то у него тяжельше молота. Вдарит — плюйся зубами...