Сибирские огни, 1963, № 6

ваться, вытягиваться, как бы под влиянием внутреннего давления, и вдруг делились на несколько частей. Жизнь? Наверное, уже жизнь. Но как ей далеко еще до амебы! Миллиард лет должен пройти для этого! В слабом электрическом поле эти образования уменьшались и струк­ тура их изменялась. А когда я убирала заряд, капля становилась преж ­ ней. Я повторяла так много-много раз, и частички почти всегда возвра­ щались в свое прежнее состояние. Почти... Значит, эти, совершенно одинаковые по виду, капли уже обладали и з­ вестной индивидуальностью, какой-то неуловимой тонкостью своей струк­ туры. И каждая клеточка, как подлинно живое существо, противостояла всему внешнему миру, имела свою собственную судьбу и все свои уси­ лия направляла на самосохранение. Как хорошо я помню ту ночь, когда я увидела, как мертвое стано­ вится живым... Дикий безжизненный ландшафт в неровном голубом сиянии. Четкая тень моей палатки на камнях. Широчайшее небо с множеством бледных звезд. Завывание ветра в скалах, такое же однообразное и неживое, как и этот пейзаж. И в эти минуты я поняла, я так отчетливо ощутила не­ избежность того, что я вижу вокруг... Неизбежность этих звезд, их д ал е ­ кого сияния, и этих мертвых камней под ногами, и однотонного шума вет­ ра в расщелинах, и неизбежность возникновения крошечных капель, к аж ­ дая из которых уже стоит один на один со всем миром. 9 Чем больше я проникалась неизбежностью жизни, тем все чаще з а ­ думывалась о «мудрых тенях». Не верю я в германиевую жизнь. «Камни» — это другое, — это полуавтоматы — это, может быть, сочетания каких- то жизненных процессов с электроникой, с физикой элементарных частиц. Но разумная жизнь... Это только соединения углерода, бесконечное р а з ­ нообразие и неисчерпаемые возможности его реакций. Я все время вижу перед собой сжимающиеся в электрическом поле капли. Борьба за собственное существование. Раздражение и ответ орга­ низма. А через миллиарды лет из него возникает сознание. Я успела полюбить Джолию. Смотрю в мутную поверхность ее воды, потом на бесконечные скалы. В этом зрелище что-то неотразимо-вели­ колепное и... жуткое... Пишу при свете ночного солнца... Все хорошо видно... Думаю о З ем ­ ле, о ее закатах и о Солнце... Мне сегодня страшно... Стыдно сознаться, но это так... Ломит поясницу... И боль в суставах... Дурацкие мысли лезут в голову... Саша в этих камнях навсегда... Нет! Нет! Не думать! Идти к космоплану! Нет! Может быть, в теле моем гибель... И не только моя... Кажется, у меня в крови все делятся и делятся капли... Чужеродные... Их уже миллионы... Взять под микроскоп... Нет, раньше передать... — Не подходите ко мне! Не прикасайтесь! Не прикасайтесь! А что если во мне уже что-то необратимо изменилось... Не думать... Не думать... Павел стал невнимательным к себе... Он забывает есть... А Сурену не следует нажимать на концентраты... Он полнеет... — Не прикасайтесь! Не прикасайтесь!.. На этом обрывается дневник Нины Александровны Орловой. Д а л ь ­ ше торопливые приписки, сделанные Павлом Зарецким. ...Похоронили Нину Александровну рядом с Сашей. Причина ее смерти — неизвестное нам остроинфекционное заболевание, вызванное,