Сибирские огни, 1963, № 6
— Конечно, конечно. Иначе, могут истолковать... — Что, дескать, социал-демократы зазнаются? Так? Ну, это напрас но. Мы не из таких. Д а и дело совсем в ином. Просто меня волнуют те годы. Как человека волнуют...— Владимир Ильич помолчал, потом рассеянно спросил: — У них что же, кто-нибудь приглашен сегодня? — Как будто придет Тютчев с женой. — Тютчев? Народоправец? — Да. В прошлом — землеволец. Племянник поэта. Второй раз в ссылке. Ну, и еще будет какой-то народоволец. Приехал из Иркутской губернии. — Жаль, что у них соберется так много гостей. Лучше бы в другой день... — Зато сразу познакомитесь со всеми... — В этом вы, пожалуй, правы... А что же мы теряем время? — В ла димир Ильич тронул локоть Красикова.— Пойдемте. 2 Было еще совсем светло, когда Караулов, высокий, угловатый, как шкаф, болезненно бледный, поднялся из глубокого кресла и со спичками в руках направился в «передний угол», занятый иконами. Перед К азан ской богородицей старинного, еще дониконианского письма висела лам падка — стеклянный голубь в полете, покрытый золотистой фольгой. В а силий Андреевич зажег фитиль и, перекрестившись, вернулся в свое кресло. Кроме старой иконы, в комнате была еще одна редкостная вещь — бамбуковый дорожный сундук. Когда-то английский математик Буль вы вез этот сундук из Индии в Лондон. Его дочь Этель Лилиан, молодень кая девушка, приехала в Петербург, познакомилась с русскими револю ционерами, вошла в круг «Молодой Народной Воли», часто бывала у К а рауловой. Когда уезжала домой, подарила Прасковье Семеновне индий ский сундук, сказав, что, по их семейному преданию, он приносит счастье... Взглянув на сундук, Василий Андреевич горько усмехнулся: какое тут счастье!.. Но жена верила словам милой англичанки и вот привезла сундук в Сибирь. Ждет светлых дней. А будут ли они?.. Ему еще только сорок три, а он уже чувствует — жизнь идет на ущерб. Уже поздно меч тать о счастье — подкрепить бы здоровье, сохранить остатки сил... Караулов сидел неподвижно, уткнув подбородок, заросший седова той щетиной, в широкую впалую грудь. Прасковья Семеновна, заглянув в комнату, всплеснула руками: — Вася!.. Ты все еще не расстался со своим сплином?.. Ну, как мож но?.. Скоро гости... — Зачем они мне? — Караулов поднял на жену умоляющие глаза .— Зачем? — Ну, Васенька, нельзя без людей. Мы не барсуки в норе. — П рас ковья Семеновна подошла к креслу, мягкой ладонью потрепала мужа по косматой щеке. — Я думала, ты развеешься... Все-таки, как говорят сей час, это — товарищи по несчастью, изгнанники. — То-ва-ри-щи... — у Василия Андреевича искривились побледнев шие губы. — И ты повторяешь за этими... социал-демократами. — Ты же сам недавно огорчался, что Ульянов до сих пор не нанес нам визита. — Визит — знак уважения. А тут — на весь вечер. — Яцевича нельзя было не пригласить. Сам понимаешь, приехал из Иркутска. Перенес двенадцать лет каторжных работ на ужаоной Каре.
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2