Сибирские огни, 1963, № 5

Оленин, сидя с ногами на койке и обхватив острые коленки, покачи­ вал головой из стороны в сторону и уныло напевал: Конец всему. Зарницей бледной Мы осветили небосклон... 5 Через два дня братья Захлыстовы и Павел Оленин спустились со своими пожитками на. второй этаж, — «запорожская сечь», возглавляемая Юхоцким, была им по душе. В третьей камере Часовой башни стало ти­ хо. На столе стоял самовар, купленный в складчину, и стопками лежали книжки Федосеева. Старший надзиратель возвратил журнал «Новое сло­ во» , потом, уступая просьбам, принес из тюремной библиотеки томики Тургенева, Шекспира, Шиллера. Свободные койки заняли поляки, пригнанные из Варшавской цита­ дели. Они были арестованы еще осенью 1894 года в числе 184 лодзинских социал-демократов. После суда их раскидали по каторжным тюрьмам и северным губерниям. А десять человек, среди которых было семь рабочих, сейчас высылали в Сибирь. В Часовой башне теперь перевес был на сто­ роне социал-демократов, и шумная «сечь» приутихла. Даже Оленин уже не кривлялся, не гримасничал. Он еще пробовал собирать вокруг себя толпу на дворике, болтая всякий вздор и рассказывая скабрезные анекдо­ ты или, пытаясь говорить языком начитанного человека, упоминал то Гарибальди, то Спинозу, то Демокрита: дескать, смотрите—и я не лыком шит! Но его уже отказывались слушать все, кроме Юхоцкого да братьев Захлыстовых. А на третьем этаже велись разговоры о лодзинских забастовках и ма­ евках, о восстании поляков, о стихах Адама’Мицкевича и его дружбе с Пушкиным. Среди поляков был ткач. У него оказалась полная котомка клубков шерстяных ниток, и он стал вязать шарфы, пушистые, теплые, красивые— в елочку. С первым шарфом подошел к Ванееву, приметив, что тот ча­ стенько покашливает в кулак, и положил ему на плечо: — Тебе пригодится. Анатолий долго отказывался: «Уже близка весна». А когда прогово­ рился, что у него нет денег, ткач добродушно погрозил пальцем: — За подарки не платят. Возле ткача обычно сидел, попыхивая самодельной трубочкой, Ян Проминский. В камере он был старше всех — ему шел тридцать восьмой. В его усах уже струилась седина. Он тяготился бездельем, вздыхал: — Эх, если бы мне достать поярковой шерсти! Для всех бы скатал шляпы!.. Проминский с тоской вспоминал родную Лодзь, свою семью: как-то там его Текла управляется с шестью детьми? Грошей наверняка не хва­ тает на хлеб. Много ли заработает на стирке? А для старших необходимы учебники, тетради. Где взять гроши? И мечтал он сейчас только об одном — скорее бы добраться до места водворения. Если там ребятишкам будет неопасно для здоровья, он сразу же напишет: «Приезжайте». Семьей ссылку коротать легче. И за старши­ ми сыновьями необходим отцовский присмотр. Надо приучить к труду, дать в руки хоть какое-нибудь ремесло. В Часовой башне заключенные чувствовали себя вольготнее, чем в главном корпусе: надзиратель дежурил у калитки и редко подымался на­ верх. Здесь можно было потихоньку распевать песни,'— приглушенные голоса не прорывались на тюремный двор.