Сибирские огни, 1963, № 5
Вошли в круглую сумрачную камеру. В середине стоял длинный до* щатый стол, похожий на верстак, возле него — две скамейки. От них веером — койки с грязными матрацами, набитыми полуист левшей соломой. Стены облупились, испещрены надписями, узкие окошечки вздернуты под самый потолок. Осматривались не спеша, облюбовывали койки. До них туда было заключено всего лишь три человека — Павел Оле нин и братья Захлыстовы. Вначале все трое рассматривали новеньких, з а тем Оленин, верткий человечек, с морщинистым, словно печеная картош ка, личиком, с обезьяньими ужимками, дурашливо фыркнул, дернулся, опустился на четвереньки и, изгибая спину, пошел по койкам. От него никто не попятился. Никого не рассмешила шутовская выходка, — все поняли — от долгого тюремного заключения у человека надорвались нервы. Братья Захлыстовы хохотали, держась за животы. А Оленин боком прошелся мимо новеньких и, еще раз фыркнув, отпрыгнул на прежнее место. — Зверинец?!— спросил Кржижановский, окидывая притворщика насмешливым взглядом. — Из скоморохов, что ли? — Разберемся позднее. Я — для первого знакомства. Люблю ориги нальные приветствия! — Оленин вскинул тонкую костлявую руку и по вернулся на одной ноге. — Честь и место! Выбирайте себе любую перину! Николашка позаботился... в печенки его, в селезенку! Сделав разболтанный поклон, Оленин назвал себя Павлом Василь евичем, а потом, встав посредине братьев Захлыстовых, положил руки им на плечи: — А вот это — мои мушкетеры!.. В историю впишут наши имена! — Бронзовый памятник, небось, отольют! — усмехнулся Кржижанов ский. Питерцы направились к койкам. Оленин, похаживая по скамье возле стола, продолжал тоном ниже: — Я — веселый человек! И не таюсь: представился по-своему. А вы кто такие? Все из социалистов? Ему не отвечали, и он начинал сердиться: — По глазам вижу. Геройства ни в одном — ни капли. На шутку, конечно, не рассердитесь, книжные черви? Вы должны понимать и ценить: мы, русские террористы, жизнью жертвуем за народ! — Напрасно. Оставьте ее для себя,—насмешливо посоветовал Кржи жановский. — Никто в такой жертве не нуждается. Больной Запорожец, которого только что уложили на койку, неожи данно вскочил, ткнул пальцем в сторону Оленина и, закрывая перекошен ное испугом лицо, закричал: — Шпик! Шпик! Оленин, посинев, сжал кулаки и двинулся вперед: — Это про меня?.. Д а известно ли вам, что не кто-нибудь другой, а я готовил покушение чрезвычайной важности? Я предложил запустить че рез всю Дворцовую площадь в Зимний дворец этакую большущую — на колесах — адскую машину. Или отравить колодец. — Знаете что? — Старков, кряжистый, сильный, встал на его пути.— Вы потом мне это расскажете. А он вас не поймет. Братья Захлыстовы дергали Оленина за пиджак: — Видишь — рехнулся парень. От такого жди беды. — Помолчи, Паша. Успокойся. — Староста камеры не будет молчать, — не унимался Оленин. —• Пусть они молчат и подчиняются.
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2