Сибирские огни, 1963, № 5

преходящее и обидное. Получал я письма еще от хорошей девушки из Нижнего, будто бы от кузины... Ванеев вспомнил Нину Рукавишникову. В далекий осенний день они сидели на высоком берегу Волги, любовались речным раздольем. Он дер­ жал в своих руках ее горячие пальцы... Кроме писем, Нина присылала в предварилку книги. А он пробовал писать для нее стихи... Потом кто-то позаботился о нем: назвалась «невестой» и стала при­ ходить в тюрьму эта Доминика, милая украинка. Ее темные, как авгу­ стовское небо, глаза были переполнены детски-наивной задушевностью и обаятельной мягкостью. Голос у нее нежный, певучий... Однажды она сказала: «Если бы разрешили, отсидела бы за тебя в тюрьме...» И в этом порыве, полном искренности, чувствовалась ее преданная душа... Долго терзался: почему вдруг забыла его? Может, заболела? Может, уехала домой?.. Нина в Петербурге не появилась, свидания не попросила. Только письма. И, хотя теплое чувство к волжанке еще оставалось в его груди, он одно время думал — Доминика ему ближе. — Ну, а у меня — полная ясность, как весенний день: Ольга Бори­ совна, первоначально вот так же в качестве «невесты» прикомандирован­ ная друзьями к моей особе, сказала твердо — приедет ко мне в Сибирь. И я знаю — приедет! — Счастливый человек!.. А я ничего не знаю... о своей судьбе. Ванеев снова вспомнил Нину. Из Питера написал ей: «Ура! Ура! Третий день на свободе. Верчусь, как белка в колесе; сплю по два-три часа в сутки, чтобы выигранную свободу не потерять напрасно...» А те­ перь вот опять тюрьма! Из Сибири надо будет сразу же написать ей, по­ просить присылать книги... Солдат, стоявший неподалеку, свернул козью ножку и запалил. З а ­ пах махорки ударил Ванееву в нос, и он вдохнул так глубоко, как толь­ ко мог. Однажды Доминика на свидании спросила: — Тебе, серденько, не позволяют курить? И не треба... А когда вый­ дешь на волю, — она мило улыбнулась, грозя пальцем, — я наложу заприт. По его настоятельному требованию разрешили приехать в предва­ рилку знатоку легочных болезней. Выстукав грудь, профессор сказал: — Плеврит, обычно, держится долго... Выйдете на волю — не взду­ майте курить. Ни в коем случае. Ванеев надеялся, что устоит перед соблазном. А сейчас он готов з а ­ ложить душу черту за одну затяжку. Не попросить ли у солдата окурок? Анатолий Александрович отвернулся. Он вспомнил слова профессо­ ра. И тут же подумал: дело не в нем — Доминика, если доведется встре­ титься, может спросить с ласковой строгостью: • — А ты, серденько, не куришь?.. 3 Вот и Бутырки. Высокие стены напоминали старую крепость с зуб­ чатыми бойницами наверху, почернели от векового дыма и копоти, стали щербатыми. На углах — хмурые трехэтажные башни. Было похоже — тюрьма кажет небу кукиши. У полосатых будок замерли часовые. Серая колонна арестантов, называемая партией, стояла перед самой большой пересыльной тюрьмой империи: в Бутырках скапливалось до двух с половиной тысяч заключенных.