Сибирские огни, 1963, № 5

кавом пижамы вытирать слезы... Я поняла, какие строки взволнова­ ли его. Прощаясь с ним, я писала, что каждый раз, когда бы ни была на мо­ гиле Лиды, я непременно захожу за оградку могилы его матери и кладу цветы к ее надгробию. Я обещала ему, что так буду делать всегда, пока жива. Александр Александрович еще раз быстро провел ладонью по гла­ зам, положил письмо в карман и вышел к нам. — Я не буду переодеваться, я провожу вас по нашему участку. — Он обнял меня за плечи, и мы пошли к выходу. Мне было неудобно идти — я такая маленькая, а он, хоть и пригнулся ко мне, но все равно я стара­ лась идти на носках, чтобы быть повыше. Чувствуя его волнение, я волновалась сама и молчала. — Дорогая Зоя Николаевна, я так тронут вашим задушевным пись­ мом, его простыми, искренними, ласковыми словами. И вот вы уезжаете навсегда!.. Читая ваше письмо, я взглянул в окно на вас, и мне стало вдруг очень горько. Вы так похожи на Лиду. Плохо мы все берегли ее и оттого так рано потеряли! Потеряли чудесного человека, беспощадно правдивого товарища. Она не знала иезуитской заповеди: «Падающего толкни!» Лида обладала какой-то настоящей прямотой души. Зачастую прямота эта и задевала людей, но ей как-то все прощалось, оттого, может быть, что от великой человеческой любви своей она безошибочно вовремя подавала падающему дружескую руку помощи. Как никто, она понимала муки творчества, у нее было огромное чувство ответственности перед со­ бой, перед читателем. Она обладала скромностью настоящего писателя, презирала ремесленников и никогда не скрывала этого... Однажды в спо­ ре со мной она сказала: «У каждого своя Голгофа — когда-нибудь ты, Саша, поймешь меня». Теперь я ее понял... Как она нужна мне сейчас, когда ежедневно происходит во мне переоценка ценностей... Слишком сложной и противоречивой стала моя жизнь... У меня очень большая неудача с моей последней книгой «Черная металлургия». Я хотела его перебить, но он, отмахнувшись от меня, продолжал го­ ворить быстро, громко, отрывисто, может быть, на какое-то мгновение з а ­ бывая, что я иду рядом. — Нужно все перевернуть вверх ногами, пропала напряженная ра­ бота последних лет — каких лет! После болезни врачи запретили мне писать. Я не пишу, но мысли, искалеченные образы везде преследуют ме­ ня. Книга близка к событиям действительности. И в этой самой действи­ тельности оказалось, что положительные герои — не положительные и, наоборот, отрицательные — не отрицательные... Чтобы заставить писате­ ля не думать, на это у врачей никаких рецептов нет, будь они хоть «рас- кремлевскими»!.. И я продолжаю переживать мучительные сомнения, ко­ торые охватывают меня последнее время все больше, и мешают думать, жить и вообще существовать!.. Я отравлен этой работой, а мне говорят: на время забудьте обо всем, гуляйте, косите траву, копайте картошку, хо­ дите на рыбную ловлю, катайтесь на лодке, а думать, думать не по­ ложено! Я, воспользовавшись, наконец, его паузой, сказала: — Александр Александрович, все, что вы сейчас говорите, очень т я ­ жело, но ведь такое состояние безусловно проходяще. Оно не ваше. Нуж­ но только во что бы то ни стало его преодолеть. Преодолеть и снова по­ верить в себя, в свою правду! Только так! И тогда сразу станет легче. Вспомните ваше прекрасное выступление в ответном слове на своем юби­ лее. Вы сказали: «Я надеюсь еще спеть свою большую, настоящую пес­ ню!» Нужно обязательно помнить эти слова. Я погладила его большую руку, лежавшую у меня на Плече и... сама