Сибирские огни, 1963, № 5

Лидия Николаевна любила сидеть в этом зеленом заграждении. Иногда с книгой, чаще просто так, задумчиво молча курила и думала в желанном одиночестве, вдали от всех житейских треволнений большой и шумной нашей семьи. С Фадеевыми у нас были хорошие добрососедские отношения. С р а з ­ решения Александра Александровича Лида широко пользовалась его большой библиотекой. Когда ей нужна была по работе какая-нибудь книга, она посылала с запиской своих маленьких племянников, и маль­ чики охотно бегали к нему с этим поручением. Александр Александрович любил детей и, когда видел у себя наших ребят, всегда разговаривал с ними. Изредка и я вместе с сестрой ходила в его кабинет, весь заставлен­ ный книжными шкафами. Мы старались приходить за книгами в отсут­ ствие хозяина, чтобы не мешать его работе и свободнее выбирать книги. Порой Александр Александрович сам приносил к сестре какую-ни­ будь интересную новинку, советуя прочесть, иногда рукописи молодых авторов. А бывало и так: возвращаясь из Москвы и проходя через наш участок, он заставал сестру на ее излюбленном месте за столом около сосен, присаживался рядом, рассказывал о писательских новостях, об ин­ тересных встречах, причем беседа не всегда кончалась мирным разгово­ ром. Увлекшись, оба начинали горячиться, страсти разгорались, Фадеев в возбуждении вскакивал со скамьи и, энергично жестикулируя, громко доказывал свою правоту. Однажды даже получился такой курьез: юркие наши мальчишки, чаще всего играющие в зарослях оврага недалеко от беседки, прибежали вперегонки ко мне с криком: «Иди скорее, Фадеев нашу бабушку ругает, руками так и размахивает!» Удивленная и обеспокоенная, иду к ним и вижу совсем другую кар ­ тину: Фадеев смирно сидит на пеньке, Лида стоит у дерева с потухшей папиросой и запальчиво громко говорит: — Ты, Саша, давно знаешь меня, знаешь, что я никогда не иду на поводу у других, хотя бы их и было большинство. Может быть, я не умею оценивать обстановку — возможно, но корить провинившегося товарища я не стану с кондачка. Ты меня упрекаешь, почему я редко хожу на сове­ щания и почти перестала выступать на собраниях. Хорошо. Но когда я бываю и выступаю вполне по существу и успешно и даже ухожу под ап лодисменты собравшихся, в отчетной статье «Литературной газеты» о мо­ их выступлениях чаще всего не упоминают, меня помещают в «др...» По­ чему? Может, это моя мнительность? Могу напомнить, о чем я выступа­ ла... Или вот такой случай: Иван Шухов просил передать его рукопись для рецензии мне, ему сказал один перестраховщик: «На сегодняшний момент Сейфуллина у нас не звучит». — Как ты расцениваешь такое от­ ношение? — Какая чепуха! — вырвалось у Фадеева. — Что, не веришь? Проверь... Почему я не пишу? Давно не пишу. А я не могу жить без того, чтобы не писать... Известно ли тебе, между прочим, что моя пьеса «Наташа» была принята к постановке в театре Мейерхольда, была доведена до генеральной репетиции... и вдруг исчез­ ла из поля зрения вместе с Мейерхольдом? Это нужно было пережить... Ты-то знаешь, что такое труд писателя! Дальше: во время войны ЦК ВЛКСМ поручил мне написать о Зое Федоровой. Я с радостью взялась за работу. Изъяли Зою Федорову, пропал мой труд. Я написала книжку на фактическом материале — историю девушки-героини Отечественной войны и уже книга была напечатана, только выпускай! Героиню арестова­ ли, книгу изъяли. Книжка пропала, моя работа опять была вхолостую —