Сибирские огни, 1963, № 5
На выводку мы готовили Зюбрика тщательно и заботливо: кто рас чесывал гриву, кто подрезал копыта, кто орудовал скребницей. К месту сбора лошадей вели Зюбрика всем отделением гордо и торжественно, к немалой зависти хозяев заурядных лошадей. Старичок ветеринарный фельдшер обошел несколько раз кругом нашего «араба», по-цыгански заглянул ему в зубы, долго и пристально всматривался в глаза. Потом спокойно вытер руки, неторопливо снял очки и тихонько произнес фразу, прозвучавшую в тот раз для нас слов но пушечный выстрел: — А лошадка-то у вас, други, того... ослепла. Придется пустить в расход... Если бы из-под земли появился взвод немецких автоматчиков и скомандовал: «Хенде хох!», мы, пожалуй, удивились бы меньше, чем по сле этого спокойного заключения. Первым пришел в себя Андрей. Лицо его как-то странно перекосилось, губы побелели, глаза зажглись лихора дочным блеском. — Пристрелить Зюбрика?! — свистящим щепотом выдавил из себя Андрей. — Ты с ума сошел, старый коновал. Нет!!! Слышишь, нет!!! Ни когда не допущу такого злодейства. Он крепко схватил за узду своего любимца и, как-то сгорбившись, быстро зашагал прочь. Что делать? Этот вопрос не давал нам покоя. Расстаться с Зюбриком все мы наотрез отказались. Васька Ставров клялся, что достанет нового коня, при случае уведет у немцев, а Зюбрика предлагал «проводить на пенсию», то есть оставить в отделении, только освободить от работы. Од нако держать лишнюю лошадь, да еще слепую, нам, конечно, никто р а з решить не мог. Шальной снаряд, разорвавшийся в прифронтовой роще, прервал наш маленький «военный совет». Дожевав сухарь, осмотрев коня и убедив шись, что осколки его не задели, Андрей вновь возвратился на свое место. Николай Жернов наконец-то свернул цигару и, сладко затянувшись едким дымом, заговорил: — Лошадь — не игрушка. Таскать ее без дела по фронту никакого резону нет. Д а и убьют — жалко. Она для нас вроде как родная. Ну, от пули сбережем, а от снаряда чем ее загородишь? — показал он на место, где среди кустов во влажной земле зияла черная, еще дымившаяся яма. — Калхоз Зюбрик дать нада, шипка кароший конь, справный конь. Много пользы давать будет, — вмешался вдруг молчавший до этого Кужбаев. — Правильно рассудил, Исмаил, по-хозяйски рассудил, — похвалил его Жернов, — об этом и я хотел сказать. Последнее слово было за ездовым. Андрей без особой на то нужды перемотал обмотки, посмотрел всем нам по очереди в глаза и, как-то ж ал ко улыбнувшись, вздохнул: — Не могу я с Зюбриком расстаться, ребята. Никак не могу... ...Май подходил к концу. Походной колонной наш, поредевший в по следних боях, полк во втором эшелоне спешил на запад. Шли вперед по Минскому шоссе. Дорога была сплошь изрыта большими и малыми воронками, словно исклевали ее пасшиеся здесь гигантские злые птицы. З а Гжатском, свернув в сторону, сделали привал в небольшой дере веньке Ляпино-Ямы. Стояла пора, когда напоенная влагой земля начина ла подсыхать, гребни пахоты уже подернулись серым пепельным налетом. Невольно на память приходили горькие строки: Впереди города пустые, Нераспаханная земля.
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2