Сибирские огни, 1963, № 5
восемьдесят километров. Неужели там эшелон не остановится хоть бы на две-три минуты? Мне казалось, что этого времени вполне достаточно, чтобы добежать на станции до дома билетного кассира, где жила мать. Неужели я не увижу ее больше? / Старшина Валов, видя, что я волнуюсь, понял это очень своеобразно и приказал после Чулыма никого из вагонов не выпускать. «Ночь, мол, наступает, мало ли чего может случиться...» Но с матерью я все-таки встретился. Глубокой ночью поезд остановился на станции Убинской. В вагоне все спали, кроме дневального. Я рассказал ему,, в чем дело. Ни слова не говоря, он потихоньку отодвинул засов и выпустил меня наружу. И сразу я крикнул что было мочи в темноту: — Мама!!. На что я надеялся? Должно быть, и смешная, и печальная это была картина: стоит у в а гона солдат и зовет маму. И тут случилось чудо. Рядом со мной как из-под земли выросла ма ленькая, закутанная в платок, фигурка. Чуяло, знать, материнское серд це. Допоздна она просидела у окошка. Сзади кто-то взял меня за плечи и здорово тряхнул. Оглянувшись, я увидел лишь мелькнувшие в воздухе сапоги старшины. Это, чтобы он не мешал мне поговорить с матерью, ребята втащили его в вагон. Не помню, о чем мы в тот раз говорили, свидание было очень корот ким. Свисток паровоза, и вот уже на ходу поезда мать сует мне что-то в руки. Это была кружка с солеными груздями. Видно, все, что у нее было. Как я берег эту кружку! Пронес ее по многим фронтовым дорогам. И спу стя много лет привез домой — старую, закопченную кружку. ...Как-то Андрей сыграл вальс «В лесу прифронтовом», а потом сра зу перешел на веселый марш. То, что произошло дальше, всех нас очень удивило. Зюбрик, спокойно щипавший траву, резко поднял сухую, акку ратную головку, розовые ноздри лошади стали раздуваться, уши нервно задвигались. Искоса посматривая на коня, Андрей продолжал играть. Зюбрик высоко поднял переднюю ногу, сделал шаг, другой, тряхнул го ловой и вдруг побежал по кругу. Музыка его словно подхлестывала. Обе жав круга три, остановился, потоптался на месте, словно что-то вспом нил, потом стал кружиться то в правую, то в левую сторону. Мы сидели с открытыми ртами и, не дыша, глядели на все эти пора зительные штуки. Андрей заиграл громче. Зюбрик вдруг взвился на дыбы, постоял свечой несколько секунд, потом опустился на все четыре ноги, подогнул колени и отвесил нам поклон. Музыка смолкла. Лошадь отрях нулась и как ни в чем не бывало принялась за траву. — Скажи на милость, вспомнил! — хлопал себя по бедрам Васька Ставров. — Вот умница. Не соврал старшина, конишко-то и впрямь из цирка. Исмаил Кужбаев порылся в полевой сумке, достал кусочек сахару, тщательно завернутый в бумажку, развернул, дунул на него и пошел к коню. На его рябоватом лице расплылась довольная улыбка. Такую его улыбку мы видели только раз, и то тогда, когда сам командир дивизии вручал ему медаль «За отвагу». С тех пор и началось. Втайне от нас Андрей стал готовить, как он проговорился, «концерт». Что за концерт, мы не знали и сгорали от лю бопытства. Но Андрей, однако, проводил «репетиции» с Зюбриком в то время, когда мы были на исправлении линии, либо дежурили на телефон ной станции. На все расспросы ездовой отмахивался: — Чего пристали? Скоро узнаете.
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2