Сибирские огни, 1963, № 5
В забое тесно от людей и от вагонеток, нагружаемых породой; шум но от перфораторов, которые вгрызаются в скалу, и от голоса Петровича. Существуют два Петровича: один терпеливо показывает, как крепить свод и как вести проходку без крепления, другой подбадривает, когда в конце смены поясницу мучительно ломит и руки, зажимающие бур, дро жат от напряжения: — Ты у меня парень-гвоздь, держись: глазки боятся, ручки делают... Мне очень хочется отрастить такую же черную бороду и стать т а ким же веселым и неугомонным в работе, как этот большой человек, кото рый говорит о повадках породы, как о капризах людей, рассказывает бы ли и небылицы о страшных катастрофах. Туннельщики вздрагивают, заслышав потревоженную каменную ме лочь, стекающую струйками, и проходчик Антонов — сердитый сибиряк— ворчит: — Петрович, черт! Голос у тебя колокольный: камень с места стронешь! А Петрович знай себе посмеивается в бороду. ...Мне очень хочется, чтобы сильные мужчины, ставшие моими то варищами, признали и во мне мужскую силу. Я готов на самое тяжелое, чтобы добиться такого признания. Даже — на подвиг. Но они не спешат заметить моих стараний, может быть, потому, что для подвига не пред ставляется случая, а самое тяжелое — ворочать мощные таежные бревна крепей — для них привычное и вполне посильное занятие. ...Мне хочется стать похожим на Петровича во всем. Потому я мыс ленно учусь ругаться без запинки, так, как ругаются под землей, где тем но и потому не принято смущаться. Однажды Петрович взял меня метить крепи — писать номера на стойках. Я держал повыше его плеча переносную лампочку, а он, затесав до белизны дорожку на стойке, выводил крупные цифры, двигая языком вслед руке, и тихо бранил карандаш, когда натыкался им на сучок. — Давай, давай, — уверенно увлекал он меня вперед. А я, хоть и с лампой, немного отставал... — Смотри, какую нам с тобой техническую работу дали, пошевеливайся, Сергеевич! Меня вот — плохо — по отече ству не зовут: все Петровичем... Так я узнал, что Петрович — фамилия. А он почему-то перестал торопить. Упираясь головой в бревна, он вни мательно посмотрел на меня. Потом вздохнул, потер лоб, словно отгоняя непрошеные воспоминания, и сказал смущенно: — Как сейчас на тебя глянул — мысли разные одолели... — И, з а молчав, стал еще старательней вести нумерацию. В свободное время Петрович уводил желающих на валуны, обкатан ные водою горной реки. Чаще всего мы ходили с бригадиром вдвоем. Мы грелись на валунах, ощущая солнечный жар сверху и жар раскаленных плит снизу. Петрович хлопал себя по груди и бедрам. — Как в бане, аж пот прошибает. Веничек бы сюда деревенский! Накалившись, мы осторожно сходили в воду, ушибая стынущие ло дыжки о камни. Между камнями, как по переулкам, река вкрадчиво под ходила к берегу. Но в русле она сшибала нас и сажала на дно. Через нас перепрыгивали пенящиеся волны. Петрович фыркал: — Ах! Ух! — и колотил руками воду. Нам хотелось бежать греться, но приходилось медленно пробирать ся между камнями, а река швыряла вслед студеные брызги. Нам приятно было думать, что мы строим самый длинный туннель на свете. Но это не был ни самый длинный, ни самый большой туннель. Но все-таки это был наш туннель, и потому, о чем бы ни начинали гово рить, мы неизменно приходили к разговору о строительстве.
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2