Сибирские огни, 1963, № 4
Цели и принципы, — конечно, главное. Но Ленин учил всегда искать под ход, всегда думать о методах, которыми воплощаются принципы и дости гаются цели. Д а , ей тяж ело было с мужем, но она вовсе не думала о том, что может порвать с ним. А он и здесь махнул топором, не взглянув на летящие щеп ки. И вспыхнула у Лиды ненависть. И з-за чего? И з-за политических спо ров? Или потому, что уходящая любовь была поругана?.. Или от того и другого вместе? Она и сама на отдавала себе в этом отчета. Она не ж алел а себя, она стыдилась, что ее жалею т другие. А она ж а лела детей. Вся жалость — и та, которая должна быть к самой себе, — вся ушла на них. В эти годы без отца они пошли учиться и похудели, по бледнели — от старания, да и от небогатой еды, и оттого, что третье лето проводят на пыльном дворе. Где она могла взять им дачу? Москалев каждый месяц присылал деньги. Но все равно их стало те перь меньше, и Л ида д аж е тут не могла отказаться от унижения. Д аж е развалившуюся семью рубли, рубли продолжают скреплять по обломкам унизительной цепью зависимости. Какой уж ас — зависеть от другого человека! Пусть твой быт зависит от богатства или бедности родной страны , пусть твоя сытость определяет ся уровнем собственных способностей и знаний — это естественно. Но з а висеть от такой же, как ты, частной личности! Единственное, что хотела бы Л ида: гордо отрезать все связи с ушед шим мужем, навек отгородить детей от него и самой обеспечить им счаст ливое детство. Но этой гордости она не может позволить себе. Она пока не разрешает детям согласиться на приглашение отца, но знает, что разре шит поехать на лето, потому что еще ужаснее было бы, если б дети дошли до туберкулеза в этом душном городе, случайном и чужом для нее. Она хотела бы отречься от фамилии мужа и навсегда отречь от неё детей, но д аж е этого не в силах сделать. С тоской дум ала она о том, что надо подавать заявления, менять документы, ходить, объясняться, терзать себя по мелочам. Ах, не все ли равно, с какой фамилией жить — лишь бы оставаться самой собой! Со временем притупились переживания первых месяцев, только обо стренная жалость к детям так и осталась. С этих пор вошло в привычку приносить им гостинцы с каждой конференции или заседания, где буфеты были побогаче обычного магазина-распределителя. Она была счастлива, когда дети выбегали навстречу из темной ком наты — в ночных рубашонках, пахнущие дремотным теплом постели. — Почему не спите? — притворно удивлялась она. — Не надо подхо дить ко мне, я холодная. Но заж и г а л а свет в кухне и, пока раздевалась в прихожей, слышала, как они прыгали босиком и, шурша бумагой, разворачивали или по паре шоколадных конфет, или по одному пирожному, или по булочке, в р азр е зы которой были вставлены ломтики хорошей колбасы. А Елена И вановна спала и ничего не слышала. Но ей обязательно ос тавлялись на утро или ДЕе половинки конфеты, или две четвертинки пи рожного. Л ида мож ет быть потому и разреш ала детям, вопреки ей же заведен ному режиму, встречать ее по ночам, что ей мечталось побыть втроем, замкнуться со своими кровными, порвать хоть на полчаса все зависимости от Москалева. Нет, она по-прежнему чувствовала привязанность к свекро ви и была ей бесконечно благодарна за заботу о детях и о доме. Но сов местное житье становилось все тягостнее, потому что было фальшивым, потому что Елена Ивановна Москалева уже стояла по ту сторону замкнув шейся в себе семьи, хотя и сама еще не знала этого. — Шо, Иван , пишеть? — спрашивала она и, выпятив нижнюю губу,
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2