Сибирские огни, 1963, № 4

Старую, тихую К азань, как подменили. Публики на улицах в то воскресенье было больше, чем в другие праздники. На тротуарах стояли толпами. Кто махал рукой, кто хлопал в ладоши, кто грозил тросточкой, поднятой над головой... Мать поехала проводить его до Кокушкино. Н аняли кибитку. В сере­ дине сидела Маняша... Р а зв е она сидела? Секунды не провела спокойно. То прижималась щекой к его плечу, то загляды вала в глаза, то озиралась на конного полицейского, скакавшего позади, то вспрыгивала на ноги и принималась ответно махать шумной толпе на тротуаре. М ать схваты ва­ л а ее за руки: «Марусечка, не забывайся...» И з толпы слева кто-то крикнул: «Браво!» И на противоположном тротуаре отозвались: «Браво , студенты!». Кого приветствуют? М аняш а, — он помнит,— вскрикнула: «Смотри, Володя, листки!» По улице, обгоняя выдворяемых, мчались на тройке два студента и разбрасывали листовки. Крошечные бумажки, колыхаясь в воздухе, медленно оседали на тротуар, на заледеневшую мостовую. Один квадратный листок, похожий на маленькую бумажную салфетку, кружился н ад кибиткой. М аняш а, вско­ чив, схватила его. Знакомые синие чернила, какими пишут д ля гектогра­ фа. Первая строчка крупная: «Товарищи студенты! Н а защиту попранных прав!» Больше сестра не успела ничего прочесть: полицейский, пришпорив коня, поравнялся с кибиткой вырвал листок и смял в кулаке. У городской черты он остановился и долго смотрел вслед. А потом, повернув коня, поскакал докладывать начальству. Скрипели полозья. Безумолчно позванивали колокольчики под золо ­ тистой дугой. Сорок верст — неблизкий путь. М аняше надоело. Она то и дело спрашивала: «А скоро приедем?.. А далеко еще?..» М ать из теплой меховой муфты достала им по вяземскому прянику: «Заморите червячка». Он отказался: не ребенок ведь! М аняша съела оба. И вдруг спросила: — А в Сибири пряники продают? — В Сибири?! — удивилась мать.-—Не знаю... Наверно, нет. А тебе зачем? — Ты говорила, Аню хотели в Сибирь сослать... — Хотели, но потом решили по-другому: в свое Кокушкино — на пять лет. — Решили... Я знаю : ты, мамочка, с прошеньем ездила... А в Сибири одни медведи: черные, бурые, белые... — Синие, зеленые, желтые,— подсказал сестренке в тон. Она расхохоталась. — Таких не бывает. Д аж е в сказках...— И опять повернулась к м а ­ тери.— Сладкие пироги в Сибири некому стряпать. Правда? А наша Аня сладкоежка. Хорошо, что она в Кокушкино. Опять будем все вместе. Как в Симбирске... Но под конец М аняш а, прикорнув между ними, заснула. Она не виде­ ла, как, уже на исходе короткого зимнего дня, въехали в деревню . Не видела, как, распахнув двери сеней, выбеж ала на звон колокольчиков Аня, как поцеловала мать и его, нового д ля их семьи изгнанника. Он поднял М аняшу из кибитки и сонную понес к дому... Ему бы сейчас такой крепкий сон!.. Свеча в фонаре над дверью давно догорела и погасла. В купе стало темно. На нижней полке завидно похрапывал доктор. Спал весь вагон. А ему, Владимиру Ульянову, на этот раз петербургскому изгнаннику, не спалось. В Питере еще только вечер. Еще не скоро наступит полночь. Не спят заключенные в камерах предварилки, перестукиваются с соседями. З а в т ­ р а — день передач: многие получат тайные письма с воли. Как он ждал этих дней! Анюта каждую неделю приносила книги. В