Сибирские огни, 1963, № 4

часов?.. А чай-то остывает. Пройдет еще каких-нибудь десять минут, и письмо уже не проявится... Опасливо посматривая на дверь, Н адежда начала осторожно лист из книги Лермонтова сгибать по строчкам в своеобразную гармошку, чтобы потом без задержки разорвать на ленточки. И в это время надзирательница прильнула к «волчку» в двери. Н а ­ дежде пришлось быстро закрыть книгу. Кажется, не заметила надсмотрщица. Так и есть. Только придирчи­ во спросила: — Почему не пьешь чай? — А вы не «тыкайте». Не забывайтесь. Политическим обязаны го­ ворить «вы». — Ишь ты! Обиделась. Тоже отыскалась прынцесса! А для нас всё одно — осударственна преступница... Почему, говорю, не пьешь? — Боюсь обжечься. Принесли крутой кипяток. — Н а вас андель не угодит! У каждой — свой норов. Д л я одной — кипяток горячий, д ля другой — чуть теплый... Но что ж е медлит тюремщица?.. А если сегодня не будет вечерни?.. Что там , в тайном письме? Что?.. Д аж е дыхание прервалось от вол­ нения. Колотилось сердце. Но вот донеслись долгожданные знакомые звуки: зал я згали ржавые замки, заскрипели окованные двери. — В церкву!.. Н а моленье!..— крикливо объявляла надзирательница уголовным. Н адеж да схватила первую полоску, очутившуюся под рукой, и по­ грузила в чай. Через каких-нибудь три секунды приподняла. Оказалось — рано. Тайнописные буквы еще не проступили. Впопыхах снова погрузила да так глубоко, что пальцы едва не коснулись дна кружки и чай полился через край. Он был уже чуть-чуть тепленький. Опоздала! Так, пожалуй, и не проявить письма... Мокрую бумажную ленточку вынимала осторожно. А вдруг там не окажется ни одной рукописной строчки?.. Значит, пустая страница. Нет письма. И надо будет скорее-скорее отыскать его начало... Но и здесь,— какое счастье! — буквы. Вот они!.. Почерк его. Выдер­ нула бумажку. Что это?!. Неужели правда?!. Не обман ли зрения?!. Поднесла побли­ же к глазам . Оказалось — конец письма. Последние д ва слова: «Любя­ щий Вас». И чуточку пониже — его инициал: «В». Так он еще никогда не подписывал письма к ней. Не «Старик», а Владимир!.. Володя!.. Т ак ведь и те слова — впервые. Много раз вспо­ минала расставание в последнюю ночь перед его арестом, сердцем чу­ яла —• он порывался сказать ей это слово, но время д л я них было тре­ вожное, и он, как видно, не решился. А теперь... Еще раз взглянула на полоску бумаги: вот оно, это дорогое слово! Вот!.. Минуту Н адеж да сидела неподвижно, вспоминая ту последнюю' встречу. Все до мелочей. Каждое слово Владимира... Володи. Встрепенулась — надо же успеть проявить всё письмо... Где-то там,, выше — самое главное... На второй полоске прочла, что приговор оказался гораздо мягче, чем ожидалось. Им предрекали лет по десять якутской ссылки, а получили они все, кроме бедняги Запорожца, по три года. А где же, где строчки о том, самом заветном? Где?.. Опустила следу­ ющую полоску бумаги, но,— вот обида! — чай уже остыл, и тайнопись не проявилась.