Сибирские огни, 1963, № 4

торый и должен быть не заметен для читателя. Некоторые, словно бы «проходные» эпизоды так и просятся на сопоставле­ ние, и такие контрасты «работают» без­ ошибочно. — Неужто нельзя перебросить нас на самолетах? Ведь это же какой-то кустар­ но-первобытный способ — так добирать­ ся, — возмущается один из членов экс­ педиции. Костомаров спокойно объясняет, поче­ му нельзя было использовать самолет. Но самолет все-таки появился, он поя­ вился, как в сказке, и, как в сказке, ис­ чез. «Мы с таким трудом преодолевали каждый метр, а он легко сделал за не­ сколько секунд то, что нам не одолеть и за час», — записывает Коренков. Но если так, разве самолет не мог до­ ставить экспедицию к месту работ? Ко­ нечно, мог. И Костомаров это знал. Знал, но спокойно и убежденно объяснял, по­ чему это не было сделано. И облик чело­ века большого внутреннего благородства зозникает с особой четкостью. Но не только этот вывод сделает читатель — он обязательно еще раз вернется к бесцель­ ным мытарствам изыскателей, и поймет, что их причина — пренебрежение к че­ ловеку, к его здоровью, к его жизни. В составе экспедиции — несколько уголовников. Среди них — случайно по­ павший в темную компанию честный па­ рень Мишка Пугачев, преступники Юрок, Нинка, Ложкин, которых увлекает труд изыскателей, и отъявленные бан­ диты Бацилла и Резанчик, дошедшие до последней степени падения. Невольно напрашивающееся сопоставление: Гра­ дов и иже с ним шельмуют честных, преданных людей, возводя их промахи едва ли не в ранг государственных пре­ ступлений. И тут же экспедиция мучает­ ся от бандитов, «приданных» ей для ус­ пешной работы. Так «проходные» на первый взгляд сцены становятся очень значительными, — емкими, придают повествованию на­ пряженность. С. Воронин здесь выступа­ ет как художник, которому чужда декла­ ративность — идея у него не лежит на поверхности, она возникает из ситуаций и сопоставлений, из поединка характе­ ров. Есть в романе еще одна сюжетная ли­ ния — в руки Коренкова попадают гла­ вы из повести Виктора Соколова, погиб­ шего от руки врага. Поиски преступника должны, видимо, по мнению писателя, придать дополнительную остроту дневни­ ковым. записям Коренкова. Тут, думает­ ся, С. Воронин напрасно не поверил в значительность и силу основного сюжет­ ного узла. Эти вставные главы воспри­ нимаются как нечто чужеродное, ни­ сколько не помогающее раскрытию глав­ ной темы романа. Уже в приписке к дневнику, сделанной й наши дни, Коренков радуется второй жизни «скального варианта». Но дело не только в том, что восторжествовала сме­ лая мысль, что народ получил наилуч­ шее техническое решение важного воп­ роса. Куда существеннее то, что во вто­ рой жизни костомаровского проекта от­ разились огромные, небывалые дотоле, благотворные перемены в жизни всей страны. Да, сам Костомаров, погибший в боях за Родину, не узнает о своей победе, как не узнают об этом и многие другие. Но ведь победа одержана, и большой, неза­ меченный в свое время трудовой подвиг принес народу пользу. — Я говорил Кириллу Владимирови­ чу о Градове, — вспоминал Мозгалев- ский, — о том, что он сторонник право- бережного варианта. Костомаров отмахи­ вался. «Знаете, — говорил он, — есть выражение «работать в интересах дела». Так вот, в интересах дела и надо тво­ рить. А не в интересах Градова или да­ же кого-нибудь вышестоящего. Мы не для градовых работаем, и не в угоду им. Работаем для народа, а народ — это на­ ша совесть и смысл жизни». Роман, звучащий 'как широкое обоб­ щение, всем ходом событий утверждает: в те дни вершился великий подвиг на­ шего народа, и никакой культ личности был не в силах что-либо изменять в этом отношении. На одной из страниц своего дневника Коренков записал слова Костомарова: «Искусство, литература. В свое время я много думал об их назначении. Если рабочие построили зимовку, то я хочу, чтобы в ней было тепло. Того же я хочу и от литературы. Тепла моему сердцу». В романе С. Воронина «Две жизни» есть и неподдельное тепло, и глубокая мысль, и большое чувство. Это — пове­ ствование о любви, о работе, о мечте и романтике, о поисках и молодости, об ошибках и заблуждениях, но, прежде всего, это рассказ о нашем великолепном и справедливом времени, исправляющем трагические ошибки прошлого. В. П о б о ж н й ПОЭЗИЯ ГУМ АНИ ЗМ А К ому из тех, кто прошел через огонь Отечественной войны, кто имел за плечами всего двадцать лет, ког­ да она началась, не дорог мир, каким он был тогда, накануне страшного испыта­ ния? Этот мир полон поэзии открытий, молодых надежд, первой дружбы, чело­ вечности. И сегодня для того, кто о нем 1 2 . «Сибирские огни» № 4.