Сибирские огни, 1963, № 4
Томительно было ожидание, когда с каждым звуком на лестничной клетке надежда напрягала нервы — и пропадала; и снова тянулись мину ты во тьме и не давали спать. Вася не надеялся и даж е не мечтал, лишь порой просто воображал себе, как бы это могло быть: сдвоенное шарканье ног поднимается выше третьего этаж а , позвякивает ключ в английском замке, и мать с отцом входят вместе, шепчутся в коридоре, раздеваются — и как будто ничего не бывало: ни Томска, ни тети Розы. Гулкое содрогание лестничной клетки прогоняло галлюцинацию, и мама входила одна, и Вася д аж е как-то успокаивался оттого, что ничего не изменилось, что мама благополучно прошла по улицам и через страш новатый ночной туннель. И теперь уже легко засыпал. Отец поселился в только что отстроенном стоквартирном доме на пло щади Эйхе. Красный проспект здесь круто спускался к Оби. Новый дом стоял в низине да еще отходил вглубь от линии проспекта, но все равно он господствовал над площадью. Его темно-малиновый массив с темно-серыми полосами колонн и к а р низов размахнулся на целый квартал. Ц ентральная часть верхних этажей отступала от общей плоскости стен, выделяя мощность граненых углов, схваченных длинными каменными балконами. Он был похож на дворец. В просторных его подъездах бесшумно ходили лифты. Вася часто забре дал сюда и часок-другой валялся с книжкой на диване. И если отец был дома, им обоим одинаково приятно было вот т ак заниматься своими д ел а ми и чувствовать друг друга рядом. И все же это было не то, что в Том ске: там он жил, а здесь только ходил в гости. Д а и Д ж е к а не привезли в Новосибирск, продали. Вася был уверен, что сделала это тетя Роза, ко торая недолюбливала Дж ека. н е т , материнская квартира была куда роднее. М ам а с Элькой посе лились вместе, отдав ему бывшую детскую. Тут было все свое, обжитое — и продавленная кровать, и залитый чернилами стол, и длинная деревянная полка с книгами, повешенная над кроватью с таким расчетом, чтобы не вставать, а только приподняться, — и, взяв любую книгу, опять упасть на подушку и читать себе да читать. После отъезда бабушки в доме появилась Мотя, скуластая рябая домработница. Нижняя часть ее лица закруглялась и загибалась вперед, как блюдце, рот был узкий, но когда она смеялась, то он растягивался до ушей полукругом, который точно соответствовал нижнему обводу лица. Теперь не надо было торчать в очередях. Вместо прежних, укромно приткнувшихся у магазинов, надписей: «Закрытый распределитель», — нарядно заиграли голубым фоном и желтыми буквами непривычные вы вески: «Гастроном». От одного их вида красивее стали улицы. М ам а с партконференций не носила больше бутербродов и конфет. В любом «Гастрономе» навалом лежали и колбасы , и ветчина, и шоколад. Мотя притаскивала полные корзины провизии, мама по вечерам ино гда садилась с ней подводить итоги. — А, язви тя! — говорила Мотя своим резким, громким голосом. — Поди-ка, не возьму себе. — Что вы, что вы! — уж асалась мама. — Я вовсе не хочу проверять вас! Я себя проверяю, чтобы хватило до зарплаты . Вася ухмылялся, слыша из своей комнаты эти разговоры , это неис требимое проявление маминой интеллигентщины. Когда она зв ал а Мотю: — Мотя, идите, пожалуйста, сюда! — Та появлялась с неизменным вопросом: — Кого ревешь? Так у них и утвердился постоянный статут взаимоотношений: мама
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2