Сибирские огни, 1963, № 4
наблюдателя. Комиссия уедет, а нам рукава засучивать. Горком даст от пор всем, кто разведет вокруг себя пустоту и недомыслие! П ятнадцать дней теребили нервы Ивану и все писали в строку: не отдан под суд директор фабрики игрушек, зажимавший инициативу ста хановцев; район последним в крае закончил хлебозаготовки и прежде от ставал на севе. Насчет директора Москалев согласился — прошляпил. Но второе — была откровенная придирка. Д а хоть члена Политбюро посади на Том ский горком, все равно не догнать Кулунду по срокам сева и уборки. Ведь северный же район! Но так уж бывает: зацепили одну ошибку — и пошли плюсовать всё. И вот И ван сидит в своем кабинете, сжав ладонями виски, и смотрит на зеленую карту, притушеванную желтым рассеянным светом люстры. Усталым, неподвижным глазам кажется, что неровный овал за красной изогнутой линией колышется, выпучивается из карты , и кружок города тонет в этом зелено-желтом колыхании. Завтр а уедет комиссия. Черт те что наговорит она Роберту Индрико- вичу!... Но такое было отупение, что д аж е об этом подумалось безразлич но. Л иш ь бы у езж али скорее, да самому разобраться в разгром е, да при вести людей хоть немного в порядок. Утро наступило чистое и морозное. З а цельными стеклами желтого салон-вагона мелькнули тени членов комиссии, и поезд двинулся впритир ку к перрону и оборвался с затихающим грохотом. Н а месте подвижной стенки вагонов остался обрыв, где тихо поблескивали рельсы да твердый снег был присыпан шлаком. Москалев один возвращался в «Бьюике» на своем хозяйском месте— рядом с Мишей. Бальцер позади ехал в недавно полученном «Газе», мо жет, тоже хотел в одиночестве поразмыслить; хотя ему досталось куда меньше, чем другим. По обе стороны от белой дороги беж али бордовые стены старых до мов, выложенные из темного кирпича, с выступами, фестонами, арками. На выступах короткими штрихами белели полосы снега. Улица, суж аю щаяся в перспективе, легко плыла навстречу, все расш иряясь и расши ряясь, будто дома расступались перед машиной секретаря горкома. Иван совсем забылся, н аслаж даясь наступившим покоем, и шумно вздохнул всей облегченной грудью: — Ффу-у-у! — Д а-а -а! — с неуверенным сочувствием отозвался Миша. Иван очнулся и, покосившись на него, промолчал. Неужели и до шо фера дошло, что с секретарем что-то неладно? А что ж е неладно, все-таки? В акте комиссия записала: проглядели троцкистов, не обсудили «дело Енукидзе», запустили политико-хозяйст венную работу в деревне. Это правильно, это — ошибки, и Москалев го тов склонить перед партией повинную голову. Но комиссия оставила в горкоме не только второй экземпляр акта. Вот она уехала, а ее присутствие не оборвалось начисто, как оборвался перрон, когда отгрохотали вагоны. Гости ушли, а в гостиной все еше сдвинуто не по-обычному, и сгустившийся воздух пахнет чужим табаком и чужими духами. Сейчас, на покое, под ровный гул мотора, вдумываясь в происшед шее, Иван все больше уразумевал: немилые гости оставили после себя недоверие к нему, Москалеву. Они не говорили об этом, но это после них застоялось в воздухе. Он перебирал в памяти их вопросы, их интонации и взгляды . Он вспоминал, как лишь потянется душой к их шутке, а они тотчас замкнутся, и понятно станет, что пошутили они между собой, а вовсе не с ним, Иваном.
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2