Сибирские огни, 1963, № 3

Я стою и слушаю в восторге, как навстречу красному лучу, вставшему на голубом востоке, шар земной летит... И я лечу! Самая громадная орбита! Тишина. Ночь звездами оббита. Лай собак умолкнул в отдаленье. Плещет рожь волною по волнам... Я в смятенье. Ночь, как откровенье. Звездопад. Все зонтики к чертям! & $ Мне надоел вконец самоанализ модный. Простого я давно простора захотел. Я щеки сжег себе сиренью мокрой, ушел в грозу, — от молний, точно мельник, бел. По селам Родины бродил я красным летом, шел босиком скользящим шагом по стерне, и, хоть я раньше слыл, как многие вы, левым, я правым был в моей рабочей стороне! Так, на комбайне я командовал прицепом, солому с солнцем путал я, дурея от жары, и, потный, улыбался я чумазым тем принцессам, что молоко носили нам, за так, не от жены. В железной бочке девки нам воду привозили, мы ели у костра, и видел после я, как кружится Вселенная в той, из-под бензина, в той гулкой бочке кружится в полметре от меня... На ветровом стекле — дождинки в цвет стекла Как будто слабой тушью обрисованы прилежно.. Они шевелятся. И вот одна стекла. Другую повела. И увела небрежно. Да, увела, и вот — еще две-три слились, лениво тронулись, сообразуясь просто. Все так медлительно! И только ветра свист мне говорит, что скорость — девяносто. * ф * У нас биографии краткие — не будет и полтетрадки. Мы в школе над книгой сопели, потом авторучки носили, потом — перешли на сомнения и ка чернила синие. Но быть же кому-то поэтами,