Сибирские огни, 1963, № 3
Г л а з а оставались в тени и все равно сияли. Мне казалось, что эти глаза устремлены на меня. Как-то Роменецкий зад ал вопрос, выходящий за пределы учебника. Я не смогла ответить и, краснея от стыда, услыш ала снисходительный голос: — Ну, что ж , роскошно знаете по Иловайскому , экзамен выдержите. Н адо пять поставить. Д ом а в этот вечер было тоскливо. Я за гл яну л а в Иловайского и з а одно в Киселева, в Б ар ано в а и Горелова. А потом спокойно л еж а л а на кровати и спокойно дум ал а : «Как беден круг моих друзей! Хоть бы дотя нуть до конца, а там буду учительницей, зам кнусь опять в Тернах и буду получать жалованье с земства. Д олж на ж е я заплатить родным з а их груд и пот, которые измучили их. Пускай хоть спокойно-дойдут до моги лы . Вот и все возможности жизни. Не позовут же , в самом деле, Лебедин скую гимназистку в Киев или Москву». Все девочки были влюблены в учителя, но я , замирая душой, чуяла , что ему нравлюсь только я. —■ Неужели вас не привлекает университет? — воскликнул Роменец кий, провожая меня с классного вечера. — Нет, не привлекает , — холодно ответила я, опасаясь, чтобы не блеснули слезы. В другой р а з он заговорил о том, что ему придется уехать, что он не уж ился с закоснелыми педагогами. Я смотрела на его смелое лицо и представляла себе, как его не будет и опять до ничтожности сузится та, вторая , жизнь, потому что он увезет с собой много моих мечтаний. — Не уезжайте, — попросила я. — Уедем вместе! — воскликнул он. И вот случилось необыкновенное. Едва успев окончить гимназию, я ста л а женой учителя Роменецкого. Мы поехали с экскурсией в Италию , это было наше свадебное путе шествие. В Риме остановились на 1Ла S te l le ta (улица звезд) в АШегсЗо -1пс1е. Руководитель экскурсии посоветовал нам, чтобы лучше запомнить, говорить: улица Скелета , гостиница Ирода . От этого предложения я хохотала так , что повалилась на стул. Все отсмеялись, а я еще не могла остановиться, и все опять смеялись, уж е гляд я на меня. А мне просто было весело, потому что я была счастлива. Лаокоон, голова З е в с а Отриколийского, трон Венеры с барельефами играющих женщин, микеланжеловский Христос в день Страшного суда на фреске в Сикстинской капелле—обнаженный атлет, полный языческо го гнева. Мощные фигуры, живые складки мраморных одежд, строгие из гибы обнаженных тел. Мрамор и мрамор, великолепием д ав ящ а я душу масса мрамора, который в своих совершенных линиях несет светлые мыс ли , гордые желания , мирные и воинственные стремления поколений. Зной на серых улицах и раскаленных площадях. Казалось, струн многочисленных фонтанов, не успев достигнуть .бассейнов, испаряются в сухом воздухе. Никогда — ни прежде, ни после — я не встречала такого зноя. Целый день щекотали тело капельки пота, и унизительно было чувст вовать себя грязной на священной земле Рим а . После этого в Киеве, в Гришиной семье, я почувствовала себя так , будто погрузилась в воду, где приглушены голоса, где возможны лишь плавны е движения, где м я гкая щекочущая тяж есть облегла теб я со всех сторон. Здесь нельзя было сесть в кресла , обтянутые белыми ч ехла ми, здесь не видно было стен, завешанных фамильными фотографиями . — Станете образованной , тоже родных подым-ете, — говорила мать Григория.
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2