Сибирские огни, 1963, № 3

такие книги охотно поглощаются книж­ ным рынком. В этом ответе есть доля истины, но далеко не вся истина. Каж­ дый из нас легко назовет книгу, темати­ чески близкую «Елене», но отнюдь не столь популярную. Объяснить интерес к «Елене» — значит основательнее вник­ нуть в сюжет романа, в судьбы его ге­ роев, в их авторскую оценку, наконец, задуматься над соотнесением проблема­ тики книги и жизненных ситуаций. За последние десять лет в жизни на­ шего общества произошли большие пере­ мены. Преобразующий дух XX и XXII съездов КПСС разительно сказался в экономике, в управлении промышлен­ ностью и сельским хозяйством, во внут­ рипартийной и идеологической жизни. И только в одной области ничто не меняет­ ся, ничто не пересматривается, хотя, ка­ жется, все знают, что пересматривать и менять необходимо. Все в данном слу­ чае не гипербола, ибо консерватизм про­ является в решении таких вопросов, ко­ торые затрагивают действительно всех: речь идет о нашем семейном праве. И дело не только в том, что до сих пор су­ ществует такое очевидное следствие культа личности, как закон от 8 июля 1944 года, породивший чудовищную разводную канитель, и прочерки в мет­ риках, и «незаконорожденных детей». Наверно, не менее серьезно и то, что су­ ществование этого закона привело к утверждению ханжества как обществен­ ной добродетели, создало атмосферу, в которой сплетники и лицемеры, наделен­ ные месткомовскими полномочиями, ре­ шили, что они вправе обнажать самые интимные душевные муки и исцелять их резолюциями, выговорами и даже средствами наглядной агитации. И не было среди нас Маяковского, чтобы на­ помнить новоявленным «пожарным», что нельзя в сапожищах лезть на горя­ щее сердце! Итак, повторяю, наша беда, что очень мало изменилось в этом отношении. Юристы медлят, и это вдохновляет не­ малочисленных энтузиастов показной благопристойности и фальшивого семей­ ного уюта. Нерешенность этих вопросов, естественно, привлекает к ним и писате­ лей, и тех читателей, мнение которых особенно драгоценно, тех читателей, ко­ торые открывают книгу не только для того, чтобы заполнить досуг, развлечь­ ся, рассеяться, но и для того, чтобы по­ думать о жизни. И в этом плане своеоб­ разный аргумент в пользу романа К. Львовой дает и статья И. Виноградо­ ва, говорящего о ней только уничтожи- тельно, пренебрежительно и даже • из­ девательски. И уму и таланту молодого критика можно лишь позавидовать. Его статья написана превосходно, есть в ней страст­ ность мысли, и настоящий публицисти­ ческий темперамент, и, главное, бьет пна по тем явлениям литературы и жиз­ ни, по которым необходимо вести огонь И все-таки присущая молодости катего ричность суждений помешала критику спокойно и объективно разобраться в ро мане «Елена», в тех изменениях, кото •рые произошли в этом романе, очевидно, не без влияния умного и тонкого редак тора Н. Замошкина. Критик убежден, что К. Львова толь­ ко эксплуатирует читательский интерес к бракоразводной тематике, и отказыва ет книге в каких бы то ни было достоин­ ствах. Причислив «Елену» к так называ­ емой «беллетристике», он пишет: «Бел летристика» гораздо больше склонна к назидательности, к соблазну «оконча­ тельных решений, чем к серьезному са­ мостоятельному исследованию жизни... Что же касается романов, стоящих уже просто на уровне чтива, то они, понятно, состоят и вообще уже из одних «общих » мест». Но двумя страницами раньше критик утверждает, что мы расстаемся с героя­ ми романа «в канун окончательных ре­ шений, на подступах к новым сложным проблемам». И это совершенно верно, ибо К. Львова и впрямь не дает нам от­ ветов на заданные ее романом вопросы, и впрямь многое загадала, а разгадывать и не пыталась. Странно, что Виноградов не заметил, как он сам противоречит себе. Если признак «чтива» — наличие примитив ной назидательности и готовых оконча тельных решений, то, видимо, «Елену» к чтиву этого сорта не отнесешь: в рома не отсутствуют жесткие линии завер­ шенного сюжета, душеспасительные ре цепты и формулы ходячей морали. И если уж говорить о том, что при­ влекает читателя к роману, то, бесспор­ но, его магнетизм не только в теме, но и в попытке Ксении Львовой воссоздать жизненную сложность, в ее отвращении к догматизму и широко распространен ному и от этого еще более опасному убеждению, что «тайное тайных» чело­ веческой души можно уложить на про­ крустово ложе элементарных прописей. Хочу во избежание каких бы то ни было упреков сразу оговориться — я не считаю «Елену» произведением без­ условно удачным. Оно далеко не совер шенно, и недостатки его художествен­ ной ткани очевидны. Однако, если в иде­ але и нужно стремиться к тому, чтобы читатель получал только произведения, написанные рукой могучих, дарований, то в реальной истории литературы так никогда, ни в одной стране и ни в одну эпоху не было. Очень огорчительно, если эту кон­ статацию очевидного факта какой-нибудь недобросовестный оппонент выдаст за апологию или пропаганду серости и по­ средственности. Нет, мне просто кажет­ ся, что критик обязан исходить из тако­ го реального факта, как одновременное существование, в литературе книг разно