Сибирские огни, 1963, № 3
связей тех дней, проникнуть в души раз ных людей, представлявших разные слои населения страны. То, что Германия напала на Советский Союз внезапно и вероломно — это хо рошо известно и обстоятельно разъяс нено. То же, что Германия готовилась к этой войне и основательно приготови лась к ней, а мы плохо к ней готовились и не были готовы к началу войны — из вестно было только по догадкам, по то му недоумению, по тому стыду, которые испытывал каждый, отступая до Моск вы, до Ленинграда. Это угадываемое и малоизвестное по историческим исследо ваниям восполняет художник и воспол няет он не только некоторыми частными фактами — вроде того, что на Севере война началась дней за пять до всем памятного воскресенья в июне 1941 го да, или того, что этот северный район не был достаточно укреплен и т. п., — он восполняет эти частные исторические факты исследованием души советского человека накануне войны. Рассказать о создавшейся ситуации можно в двух словах. Но не в ней од ной дело. Опытный военный моряк Ве ревкин сидит в тюрьме. Все знают, что в том несчастье, которое произошло с Ве ревкиным, сам он не виноват, но все-та ки он осужден, приговорен к расстрелу с последовавшей затем заменой десятью годами. Само по себе это ужасно и бес человечно, но не менее ужасно и то, что друг Веревкина Дашевский из соображе ний личного благополучия и карьеры не посмел за него вступиться и тоже голо совал за расстрел. Но это не все. Самое ужасное состояло еще в том, что если бы он голосовал против, то этот посту пок был бы принят большинством либо как бессмысленно смелый, либо как очень глупый. Уже этот один эпизод, втянувший в свою орбиту не одного, не двух, а множество людей, красноречиво свидетельствует о той атмосфере, кото рая сложилась у нас в обществе нака нуне войны. В повести мы знакомимся более или менее подробно с тремя молодыми людьми — лейтенантом морского воен ного флота Сбоевым, пехотным лейтенан том Курковым и с не названным по име ни сыном капитана Миронова. Сбоева поначалу мы видим этаким спесивым и самонадеянным парнем. Он, видите ли, ждал войны, ждал, потому что надеял ся, что она решительно изменит его судьбу и поставит в «один ряд с Нель соном и Ушаковым». Курков накануне войны не имел особенных желаний, он остался на сверхсрочную в армии, пото му что «ему казалось, что в армии на чальство все обдумает и решит за тебя». Он готовил себя лишь к тому, чтоб че стно выполнить то, что ему поручат. Сын Миронова отразил в себе некоторые веяния эпохи с большей определен ностью. «Что за поколение, — думает о нем отец, — больше всего на све 1 е уважающее тот факт, что оно соблаго волило появиться на свет? Откуда взя лись эти сухие лица, это немногосло- вие, честолюбие, хладнокровное сталки вание товарища в пропасть? «Его сын» — «корректный скучный карьерист». Исчерпывает ли эта характеристика всю молодежь того времени? Разумее тся, нет. Вспомните хотя бы героев В. Рослякова из повести «Один из нас». Каких прекрасных людей воспитало на ше общество! Но факт, что и такая моло дежь, какую мы видим в повести В. Ка верина, существовала. И это тоже наши потери, о которых не стоит сейчас забы вать в силу их поучительности, что ли... «Но, может быть, не они, а мы вино ваты? — мужественно задает себе воп рос капитан Миронов. — Мы ошиба лись, запутались, перестали доверять ДРУГ другу. Ничто не проходит даром». Это жгучий вопрос, и его кто-то должен был задать, не боясь самого жестокого ответа, ибо надо полагать, с этого воп роса и началось все то, что бесстрашно вскрыл XX съезд нашей партии. «Ничто не проходит, даром». — дума ет этот честный человек, коммунист, всю жизнь добросовестно трудившийся и вдруг обнаруживший, что он словно бы у разбитого корыта, во всяком слу чае, он многого не понимал и, не пони мая, устроился в каюте наедине с бу тылкой коньяка. Нет, он совсем не поте рянный человек, он просто растерян и в полном недоумении: «Ему был непоня тен союз с гитлеровской Германией», «'он по-прежнему верил в гениальность Сталина» и никак не мог его имя свя зать с «ошибкой» 1937 года, убежден ный, что «от Сталина скрывают правду». Но и эта мысль не дает ему успокоения. «Но как же все-таки он не видит, — ду мает Миронов, — что дело идет плохо». «Разве дело идет хорошо», если «фаши стские самолеты летят, не скрываясь, над Кольским заливом, над штабом Се верного морского флота?» Самое же ужасное в его положении, как и в поло жении тысяч ему подобных, в том, что он знал: «если бы эти мысли, приходив шие в голову не только ему, но многим порядочным, не лишенным здравого смы сла и любящим свою родину людям, ста ли известны, он был бы арестован». Увы, это горькая правда. Как раз на кануне войны усиленно сажали людей ни за что ни про что по этому пресловуто му указу за опоздание и прогул. Тюрь мы были набиты так, как никогда рань ше. Но это были все же советские лю ди, коммунисты и комсомольцы, кото рые, оттого что они оказались с уголов никами, не перестали быть советскими, не перестали быть коммунистами. Эта мысль проходит через всю повесть В. Каверина. Да, растерян Миронов, уг нетен положением Веревкин, равнодуш но, ничему не сопротивляясь, жил Кур
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2