Сибирские огни, 1963, № 3

встречал ее по дороге с фермы. И как у нее хватало сил до часу, до двух ходить с ним по берегу, а утром, в шесть часов уже быть на ферме? Чудо! Он теперь в сержантской школе. Помнит ли? Тоскует ли так же? Саня представила себе любимого в военной форме, статного, чернобрового, и девичье сердце сжалось. Столько девчат, особенно в городах. И красивые, и нарядные — не ей чета... На свинарнике взвизгнул укушенный хряк. Саня ускорила шаги. Конечно, ночная дежурная тетя Броня заботливая, но какая уж это свинарка, если не ука­ раулит своей матки? Василий Степанович этого не любит. И правильно! Другой поросенок чуть дышит, с ним возни сколько, а дежурной когда же? £ # % Саня успела вовремя. Беленькая, огромная желтовато-серая матка, уже злобно швыряла в стенку тяжелую, пропитанную пойлом кормушку. Один край ее обломился, обнажив покрасневшее, рыхлое от сырости дерево. Саня поспешно натаскала в клетку чистой соломы, перетряхнула и перестелила ветошь в плос­ ком ящике для поросят и остановилась в проходе, готовая в любую минуту прийти на помощь новорожденным. Теперь она уже не боялась, как несколько лег назад, когда еще девочкой приходила на ферму помочь матери. Ой, как страшно было войти в клетку озверевшей от боли свиньи! Не то поросят подхватывать, не то самой спасаться! Боялась, а как не пойти? Мать в семье одна работница. Старший брат — беспомощный инвалид, младшие сестренки — еще несмышленыши. Кому-то надо работать! Так и ходила, пока Василий Степанович не сказал: —• Хватит тебе, Семеновна, тень на ясный день наводить. Запишу я группу на Саньку. Саня оторопела. Это ее фамилию напишут в ведомости рядом с Елизаветой Марковной, с Надеждой Комаровой, с Владей, с Ольгой Марцинкевич! Да не мо­ жет быть! Ведь это свинарки, всему району известные. Кандидатки на выставку. А она... — Ты, Василий Степанович, ушутишь тоже! — не поверила и мать. — Она же молоденькая: по семнадцатому годку. Где ж е ей справиться? — Да уж вижу, давно вижу, кто из вас тут справляется. Василию Степановичу улыбка не идет. Лицо у него худое, строгое, красивое, как на иконах пишут, а улыбнется, и сразу видно — добрый. Конечно, добрый. Другой бы заведующий фермой давно уже сказал Саниной матери: — Проси, Семеновна, у правления работу по себе, полегче. А он, Саня сама слышала, как говорил председателю: — Конечно, не вытягивает Семеновна, да где же ей на такую семью еще за­ работать? И то сказать, здоровье-то она здесь оставила. Какие у нас тут хоромы были до постановления? Щели — кулак просовывай, кормов никаких. Больных поросят, почитай, за пазухой свинарки отогревали. И хоть было бы за что ста­ раться? А то по девятнадцать копеек на трудодень получали — можно сказать, даром горбатились. А теперь как ожили мы, как тепло да сытно стало на ферме, так ее согнать? Нехорошо будет. Уж лучше мы ей все вместе помогать будем. — Ну, смотри, — сказал тогда председатель. — Тебе виднее. Смотри толь­ ко, чтоб жалоб не было. — Не должно быть. Женщины у нас хорошие. Саня маленькая была. Затаилась в уголке, ее и не заметили. А ей этот раз­ говор в самую душу запал. С того дня все и началось. До этого-то она на ферму так просто ходила, от скуки. А тут стала всерьез матери помогать да погляды­ вать, чем берут другие свинарки. Все примечала: когда поросят прикармливать начинают, сколько боковых клыков выламывают, что дают от рахита и поноса как за матками ходят.