Сибирские огни, 1963, № 3
— Почему ж е ты не ударник? — Н е записался. Он вон записался — он и ударник. — К ак фамилия? — Жиделев . — И уже сурово повторил. — А чо? — Молодец, Жиделев! Вот что! Ты и есть настоящий ударник . В ударники записываются не на бумаге, а плугом по земле. На каждом шагу сталкивался Иван с подобной чепухой, но все вр е мя испытывал бодрое и ровное состояние духа. И сам удивлялся этому, пока не понял — наконец-то вникает в мельчайшие частицы! Ни на з а в о де, ни в институте он не смог бы так поработать. В городе наваливаю тся сотни проблем, и только ухватишься за одну, как уже вопиют все другие, вы трясая душу телефонными звонками, телеграммами, письмами, сове щаниями. Партийное собрание решило направить секретаря сельсовета бри га диром в ту самую бригаду, где рыжий «ударник» отставал от босого «от стающего». Двух счетоводов и одного кладовщика поставили плугарями. На освободившиеся места посадили грамотных, уважаемых стариков. С мобилизованных «в массы» Москалев взял партийное слово, что бригада секретаря ячейки и плуги коммунистов будут передовыми. Он сам перекопал полки и кладовки сельпо, наскреб сто метров м ану фактуры , ящик мыла, три пары сапог и наложил на все это бронь, з а с т а вил Цехминистрюка разы скать сапожника и открыть мастерскую. По колхозам было объявлено , что состоится премирование ударни ков, не тех, кто записался , а кто даст высшую норму выработки. П ре мии были такие: пара сапог (по одной на колхо з) , двадцать метров ману фактуры , десять кусков мыла, первоочередная починка обуви всей семье. Иван настоял, чтобы Олимпиаду премировали и мылом, и починкой. В эти дни посеянный клин вырос на 32 процента. — Вот так-то, — ск азал Иван Цехминистрюку. — А то рабскими темпами ползете. Ими из вашей нищеты не выбраться. Теперь тебе не двадцатый год — кое-что поднакопили и для материального стимула. Цехминистрюк за это время привязался к Ивану , да и тот как-то при вык к этому неповоротливому и неумелому руководителю. Они сидели в сельсовете. Цехминистрюк в углу на табуретке чадил «козьей ножкой» и ласкал взглядом И вана , сидевшего за председательским столом. — Учись, учись, пока я здесь, — говорил Москалев. — Нам с тобой еще долго руководить, пока смена подрастет, ум елая да ученая. — Вот ты, Иван Осипович, нас бедностью попрекаешь. А наша бед ность честная, большевистская. На круг семь копеек на трудодень даем , стало быть, от государства лишнего не прячем. А у соседей, в Емелья- новском сельсовете, есть колхоз «Второй большевистский сев». Там в про шлом годе на трудодень пришлось рубль семьдесят шесть копеек да шесть килограмм хлеба. Чего, спрашивается, государству осталось? — Емельяновский сельсовет у нас передовой по севу, — проговорил Иван, насторожившись. — А колхоз этот я не знаю. И уж е заработала мысль: «Неужели мы недоучли хлебозаготовки? Неужели прячут и делят? Похоже на новый кулацкий маневр». — Насчет большевистской бедности говоришь ты чепуху. Весь боль шевизм стоит на том, чтобы ликвидировать нищету. Сейчас ею хвалиться позорно. Ты, кстати, повесь на сельсовете наш новый лозунг: «Сделать все колхозы большевистскими, а колхозников зажиточными». Он говорил это, а сам думал , что спозаранку надо выезжать, что но вая проблема уже тянет к себе и надо разбираться с этим окаянным «Вто рым большевистским севом». — Пойду, — сказал он, вставая, скучным голосом, с померкшим н а строением: — Завтра спозаранку поеду. Кончай сев, да еще раз напомни
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2