Сибирские огни, 1963, № 2

И тогда он отозвался глухо и скорбно: — Короткое наше счастье, Настя!.. То, что она смутно чувствовала и пыталась отогнать от себя, перешло в ощущение неясной, но близкой, неотвратимо надвигающейся, беды. — Что, что случилось, Ванюшка? Не томи ты меня, говори, родной! — Зря я надежу на Тирстову жадность положил, — признался Иван. — Он меня с первого дня под прицелом держит. Нужен я ему сей­ час, а найдет взамен мастера или, не дай бог, приключится беда на печи — тут же выдаст на расправу. Вот и выходит, я вроде мышонка... бегаю попи­ скиваю, а кошка-то вот, рядом, глаз не сводит, хвостом бьет... А тут еще этот боров на тебя распалился. Только Тирстова слова ждет... Рад живьем проглотить... Уходить надо, Настя! Не дадут они нам жизни... — Вот и неспроста сон мой, — сказала Настя после долгого тяжелого молчания. — Пока кричал он в горнице, я все прислушивалась, потом ти­ хо стало, думаю, пронесло беду, и не заметила, как уснула. И вижу, буд­ то иду Я к тебе в землянку, в узелке еду несу. Только не лесом иду, а по­ лем. Широкое такое поле, голое, ни скирдов, ни суслонов — одна стерня торчит. Я босая по стерне иду, подошвам не колко, а голени царапает... А впереди далеко-далеко бугор, на нем сосна большая. И знаю я, надо мне на бугор этот выйти, там под сосной землянка, где ты лежишь. Иду я, иду, а бугор все далеко, ровно уходит от меня. Я ударилась бегом, бегу, тороплюсь, и вдруг из-за небоскату туча черная-черная, все пухнет, раз­ растается... День до того ясный, раскатистый такой, а тут враз потемне­ ло. Заволокла туча все небо, и бугор, и сосну заслонила. Темень кругом, и в какую сторону идти, не знаю... Так в страхе и проснулась... Тут в ско­ рости ты пришел. Хотела тебе сон рассказать... да не успела... — Сон плохой, — сказал Иван ,— а явь того плоше... Надо уходить, Настя! — Я за тобой, Ванюшка, как нитка за иголкой. Только куда уходить- то? Есть ли такое место, где не достали бы тебя?.. Иван невесело засмеялся. — Нищему пожар не страшен! Хуже, чем здесь, не будет. Здесь мы у Тирста в горсти. Выдаст — за побег запорют, а коли про Кузькина дозна­ ются — пеньковый галстук оденут. В другом месте схватят — одна вина, а здесь — две. — Ваня! — Настя робко тронула его за руку. — А за что ты его... Кузькина... — Заслужил он, — сказал Иван сурово. — В побег собрались, а он выдал. Троих запороли, а ему срок скостили и отпустили на поселение. Догнал я его в тайге... ну и порешил... И сам стал Еремей Кузькин... А Тирсту это все известно. — И про Кузькина известно? — По всему видать, догадывается. — Как же он простил тебя? — Простит такой зверь!.. Допрежь меня мастером на печи Роман Часовитин был... Тирст его ни за что в гроб вогнал. У меня мясо горело, а он зубы скалил. Он нас за людей не считает. Потому и нельзя на него надежу класть. Сколь я ему пользы ни дай, а заслуги не будет. Сегодня я это вовсе понял... Уходить надо! — Куда уходить-то? Я еще тебе руки повязала... — Тебе оставаться нельзя. Пойдем вместе. На Алтай пойдем. Там тоже заводы. На свои руки найдем муки. Паспорт только добыть... — Так же... добывать? — голос у Насти перехватило от волнения и ужаса. Иван горько усмехнулся. — И ты меня в злодеи поверстала... Кузькина я не за паспорт поре­