Сибирские огни, 1963, № 2

А Иван так стиснул обеими руками край столешницы, что ногти побе­ лели. И наклонил голову, пряча глаза. «Зверина проклятая! Самого тебя выволочь да плетьми... А лучше того, прихлопнуть на месте!» Но Запрягаев уже сообразил, что разговор пошел вовсе не застоль­ ный, и сказал, криво усмехаясь: — Ну, это так, к слову пришлось. Секут ведь не каждого, а через одного... Тебя, к примеру сказать, пока не за что. Тобой их благородие господин Тирст довольны. И даже внимание тебе оказывают... — и осекся* почувствовав, что опять сказал лишнее. А Иван снова подумал: «Не миновать мне шею тебе свернуть!» Запрягаев гостевал еще долго, пока не высохло дно графина, Иван совладал с собой и, блюдя гостеприимство, почтительно потчевал господи­ на вахмистра. Но Севастьян Лукич, видимо, был недоволен, что разбол­ тался некстати, или же не мог забыть перехваченного им недоброго взгля­ да — только пил и ел молча, почти не отзываясь на попытки хозяина сно­ ва завязать разговор. 2 Проводив Запрягаева за ворота и удостоверясь, что свернул он в про­ улок, где жила известная всей слободе тридцатилетняя вдовая бабенка Лизка Губастая, промышлявшая между делом продажей спиртного из- под полы, — Иван, не заходя в горницу, поднялся на чердак, где схоро­ нилась от дорогого гостя хозяйка дома. На кого это он разорался? — с тревогой спросила Настя. Иван опустился на шуршащую постель, обнял жену. На тебя, на меня, на весь белый свет, Настенька... Больше ничего ни спросить, ни сказать она не могла, он целовал ее отзывчивые губы, гладил, ласкал ее льнущее к нему тело... Но даже жаркая радость близости не могла потушить угнездившую­ ся в сердце тревогу... Как навязчивое воспоминание о дурном сне, то и де­ ло вставала в памяти грузная зловещая фигура Запрягаева, его’пучегла­ зое в ярости, налитое кровью лицо... Больше всего тревожили вырвавши­ еся у вахмистра слова о внимании Тирста. Нетрудно было догадаться, какого рода это внимание, если о нем известно Запрягаеву. И в первый раз понял Иван до конца всю непрочность, шаткость сво­ его с таким трудом сколоченного счастья... Запрягаев только и ждет знака, чтобы наложить на него свою тяже­ лую волосатую лапу. У него, кроме верноподданной алчности цепного пса, особая, своя корысть... Настя, Настя... привел грозу на твою голову... Бы­ ло бы не подбирать тебе в лесу простреленного варнака... Не видала бы, не знала... жила — горя не ведала... И снова жадно и порывисто целовал и ласкал ее... Она радовалась его ласкам и отвечала на них, но все постигающим чутьем любящей женщины чувствовала, что на душе у него тревога и смятение. Он затих возле нее усталый и облегченный, спрятав горящее лицо на ее груди, и лежал неподвижно, только чуть-чуть самыми кончиками шер­ шавых пальцев прикасался к мягкой гладкой коже полного крутого плеча... Она поцеловала его влажный висок и сказала: — Ты что от меня глаза прячешь, Ванюшка? Он молчал, и она призналась: — Истомил ты меня сегодня, Ванюшка... заласкал... — еще теснее прижалась к нему и прошептала: — Хорошо мне с тобой!..