Сибирские огни, 1963, № 2

Когда попадется лужа, они стараются забрызгать друг друга. Взять в пригоршню воды, налить за шиворот. Или ударить хлыстом по озерку. Хо-ро-шо! Они оба с ног до головы мокрые. Дорога кажется короткой. Неожиданно за подлеском — белые бара­ ки, и они долго стоят среди сосен, прежде чем расстаться. Дождик сыплет все так же тихо. Он очень мелкий и желтый этот дождик. Он какой-то сол­ нечный. Она стоит, зажмурив глаза, и ловит ртом капли. — Какая ты... мокрая-я, — вдруг отчего-то покраснев, говорит он. — Ты сам мокрый! — улыбается она. Потом, как маленькие, хором: Дождик, дож-дик, пу-ще-е, Дам тебе-е гущи-и, Хлеба-а ка-ра-вай!.. Тонкие непослушные руки — в солнце. На белых косах— роса. Лицо... Что это? Красивая сказка... Присловье?.. Мне было тогда шестнадцать лет. Годы прошли, как сон, и многое стерлось, выцвело в памяти. Но та пора на всю жизнь запомнилась солнцем. И навсегда запомнилась дорога. ...Сосновый бор. Ромашки выглядывают из травы. Узловатые, чер­ ные лапы корней. Пыль. Это, наверное, стало счастьем. Все перевернулось. Я ничего не знал до этого. Я не слышал, как пахнут цветы и травы. Я не слышал, как слетает снег на землю. Я не видел, как падают ночью звезды. Я не понимал еще, о чем говорят люди. Мир был прост. По земле ходил слепой мальчик Он сам не знал, кем он хочет стать. Не знал, кто он. Он был сердитый, задиристый и очень стеснительный. Недалеко от его дома жила девочка. У нее были большие хорошие гла­ за. Она была тоненькая и красивая. И однажды они случайно увидели друг друга. Это старая история. Ей, наверное, столько ж е лет, сколько и самому человеку. Это история, у которой никогда не будет конца. Голубое. Желтое. Зеленое... Мальчик был слепым. И вот — сорвали повязку, и мир хлынул в гла­ за. Он увидел его в красках, в запахах, в звуках. Он открыл мир. Открыл в себе и в других, сам еще не догадываясь об этом... Был день. Он был обычным и необычным. В руках — коротенькое письмо. На листке, вырванном из тетрадки, письмо — без адреса, без имени.. Она сунула его, уже прощаясь, прошептала строго: — Прочтешь после. Но в городе. Запомни: в го-ро-де! Изба, тетка. На столе — чугунок вареной картошки, большой, пузатый, медный самовар. Я не хотел есть. Я не мог ничего есть, но тетка накладывала пол­ ную миску. — Давай, наедайся на зиму-то, уедешь ведь,— вздыхая, ворчала она.