Сибирские огни, 1963, № 2
— Вчера, когда в лесничестве встретил, звала. «Приходите, у нас хо рошо, весело». А сама куда-то ушла. И вообще... надоело. Бессердечные все, психованные. Открытости нет, чтоб душу нараспах выкладывать можно было... Река как расплавленный стеарин. Лелька встает и, вяло переставляя ноги, плетется к кромке. Длинный, странно белый. Речка узенькая. По обоим берегам — ольха, ивняк; ветки, подраги вая от холода, купаются в воде. И все купается в ней: травы, тени ветел, желтые кувшинки. И везде крапинками — солнце. Будто плывет откуда-то золотая скорлупа. Любовь! Что такое любовь! Счастье это или несчастье? Я лежу и смотрю в небо. Оно большое. Оно уносит куда-то, завлекая в себя своей ог ромностью и простором. Небо можно пить, только надо долго, долго гля деть на него. Глядеть, пока не закружится голова. Я тоже, наверное, сов сем уже пьяный. Еще несколько дней назад было как-то легко жить. Тянуло рыбачить, шататься черт знает где, возиться с коллекцией, с ребятами. Я клеил бу мажных змеев и рассказывал длинные страшные истории. Обычно я рас сказывал о путешественниках и шпионах. Это для пацанья — главное. Но теперь совсем не хочется ни о чем рассказывать —что-то ушло. Какие-то Дениски, Петьки. Набеги на огороды. Тяжелые куканы, с рыбой. Игры в «клек», в «муху». Зачем все это? Лелька лежит молча, горестно вздыхая, сопя. Потом вдруг цедит с каким-то страхом, даже надрывом, бессмысленно глядя в одну точку: — Мопассана они читают. А он как раз про всякие такие вещи пи сать мастак. И вообще... нехороший, известно. А они... ничего. В одном месте даже карандашом подчеркнуто, абзац целый... красным каран дашом! И она читала тоже!... На-пить-ся бы. Бражки какой-нибудь ста канчик и все. Напиться, чтоб до крайности, а потом спать. Он хлюпает носом, тяжело дышит. Губы — потрескавшимися лепешками. Слезливые дрожащие гла за. Растерянные горбылястые руки. — Дон-Кихот ты, Леха, больше ничего. — Как Дон-Кихот? — Не знаю. Дон-Кихот только, и все. Тихо. Знойно. День в жарком мареве. Он хмелен и тягуч, как капля смолы, и весь пронизан золотом. Золотой ветер. Золотые облака. Они медленно плывут куда-то кося ками огненных птиц. Они плывут в далекие, неведомые страны. У них то же, наверное, есть свои пути, которых не видно. I I Днем — много неба, ночью — звезд, острой прозрачной тишины. Сто ял июль, и пахло лесными травами и солнцем. Земля была какой-то пья ной и радостной от солнца. Сосновый бор, черная колея дороги, дождик. Дорога идет по буера ку, потом выплескивается на вырубку. Дождик сыплет мелкий, слепой. Он даже не прибивает пыль. Капли только скатываются в горошинки. Трава чуть дымится. Белый пар висит над ней. Куда ни глянь — все мокрое, яр кое. Все в дожде и в солнце. На дороге двое. Мальчишка и девчонка. Оба босиком. Оба в штанах, тапки перекинуты через плечо.
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2