Сибирские огни, 1963, № 2

— Хорошо. Хорошо. Она смеется. Она вся белая: и лицо, и косы, и руки — все точно при­ пущено снегом. Она смеется!.. Я не смотрю на нее. Трудно смотреть, когда человек смеется тебе в лицо. Я молчу и тихо кладу костяшку на стол, не поднимая головы. Но отчего-то я чувствую каждое ее движение, чувствую нутром, что ли? Ме­ ня никто не спрашивает ни о чем. Никто не спрашивает, кто я. Словно ме­ ня и нет. Словно я — неодушевленный предмет и-ли пустой сосуд, на ко­ торый можно и не обращать внимания. Пришел—ладно, не пришел—то­ же ладно. Кто-то ставит пластинку. Треск, шорох иглы, хрипловатый затаскан­ ный тенорок: Все хорошо, прекрасная маркиза. Дела идут, я жизнь легка! Патефон шипит, тяжко вздыхая, захлебываясь, словно утюг, на ко­ торый льют воду. Потом пластинка кончается. Становится тихо и хоро­ шо. Но крутят другую. Какая-то лунная серенада. Мандолинистый го­ лос. Слезы. Тоска. Она хохочет. Я не знаю, над чем она все время хохочет. Я взглядываю на Лельку. Все та же бессмысленная улыбка. Губы отвисли еще дальше. А в глазах и восторг, и боль. Улыбка, будто против воли, стынет на губах, мнет лицо. Он, наверное, устал уже улыбаться. Наверное, забыл о ней, и вот — смеется. Забыл, наверное, что и не нужно вовсе смеяться. Глупо. Любовь. Будь проклята вся эта любовь! — У вас глаза странные. Блестящие, новенькие, как пятнадцать ко­ пеек, — вдруг тихо и как-то серьезно говорит Белая. — Глаза... как глаза. — Я пожимаю плечами, бормочу что-то под нос. — А почему вы все время молчите? — Не знаю. Она бросает костяшку на стол. Я тоже делаю ход. Мы молчим. Мы играем двое на двое. Лелька сидит тоже молча. Я хожу машинально, совсем не задумываясь. Вижу на конце шеренги «четыре», ставлю «четыре», и все. Но мне нравится играть и сидеть за столом. Я играю в паре с белесой Ирой. У нее толстые и пухлые щеки, глаза же — крохотными бусинками. Мне нравится глядеть на ее лицо и играть. И я сижу и играю, но где-то внутри вспугнуто бьется страх. В первый раз — девчонки! В первый раз. Какие они? Прошла неделя. Дни схожи друг с другом, как близнецы. Утром — ледяная роса, по­ том день деньской — огромное солнце, потом красными дымными з ак а ­ тами — вечер. Сейчас — солнце. Я сижу на берегу, и от песка пышет жаром, как от натопленной пе­ чи. Неподалеку лежат мальчишки, все черные, ребрастые, будто жареные семечки на противне. Они лежат плашмя и соревнуются: кто плюнет дальше? Лелька целыми днями пропадает на Старом участке. Но я не хожу туда больше. К черту! «Глаза — как пятнадцать копеек. Вы дадите их мне позвонить? Мне надо в город, к бабушке. В горле у него косточка.