Сибирские огни, 1963, № 2

— Сродни: он мне морду бил, я юшку пил — обоим было тяжело. Ротой командовал. На руку зверь! В семнадцатом, после февраля, пода­ лись мы с дружком с фронту. Поймали нас казачки, ну и трибунал. А ка- питан-то в судьях от полка состоял, по знакомству к расстрелу пригово­ рил. Только мы здогадались да утекли ночью вместе с часовым... Художник легко отнимает доску, которой была заколочена дверь. Солдаты входят. В пустых холодных комнатах гулко отдаются шаги. Пах­ нет мышиным пометом, затхлой сыростью. На стенах висят запыленные картины. Много свободных мест, где когда-то находились полотна. — Вот галерея Сукачева, бывшего городского головы. Он, если так можно выразиться, — сибирский Третьяков. — Художник грустно пока­ чивает головой. — Вот все, что осталось. — А сам-то хозяин где? Сбег? —■Нет. Он еще до революции уехал в Крым, лечиться. Солдаты долго смотрят на темные, затянутые паутиной, полотна. — Да-а, запустение, — тихо произнес художник. Он часто приходил в эти нетопленные гулкие залы, с горечью и болью недосчитывался каждый раз какой-нибудь картины. Дом был бро­ шен на произвол судьбы. На картинах от сырости отставала краска, ле­ жала плесень. Что он мог сделать? Надо было топить, а чем? Он заколо­ тил вход, но кто-то оторвал доски, он пробовал караулить, его избили кэ- кие-то бородачи и на глазах разломали две багетные рамы. Хорошо, еще они не понимали ценности полотен, что бросали под но­ ги, их интересовала позолота рам! Он прятал искалеченные картины. Кому пожалуешься, у кого най­ дешь поддержку? Пробовал говорить с коллегами — отмахивались: до этого ли! Сегодня утром он пришел в галерею и у него подкосились ноги: исчез Пуссен. О, нет, это была не простая кража! Багет был на месте. Он сразу понял, что картину взял человек, знающий ее ценность. Кинулся к стари­ ку, что жил напротив и которого он просил присматривать за галереей. Старик сказал, что видел двоих: чешского солдата и какого-то долговя­ зого в сибирском тулупе, но по обличью чужеземца. Вышли они из гале­ реи с пустыми руками, но под тулупом что-то топорщилось. Старик и по­ советовал идти в ревком... — Да-а, запустение, — повторяет художник. — Многие картины, видимо, потеряны навсегда. — Скажи на милость, — дивится Берестов. — Я думал: одно золото тянут, а тут, гляди, и патреты... Дорогая, видать, штука? — Не только это. А впрочем, тех, кто похищает, интересует именно это. — Художник осторожно кладет принесенную картину на трехногий стол. На обескровленных губах теплится улыбка. — Вот, спасли. Солдаты долго и напряженно разглядывают бородатые босые фигу­ ры в невиданных доселе одеяниях, замок на холме и самого Христа. — Чегой-то не пойму, — признается Берестов. — Контуженный я, и грамоты две группы приходской. — Ничего, — чувствует художник неожиданный прилив нежности к этим грубым и простым до наивности людям. — Придет время, все пой­ мете. Картина эта написана на мифологический сюжет. Как Христос из­ бирал себе апостолов. Написал ее Никола Пуссен — вождь классицизма во Франции. Было такое течение в искусстве. Оно прославляло граждан­ ский героизм и достоинство человека... Миленушкин, разинув рот, хлопает глазами, Берестов досадливо крякает: