Сибирские огни, 1963, № 2

ние в городе подойдет под музей. И ваши коллеги пусть тоже приходят. Будем вместе решать вопрос о национализации галереи. ...Странна, фантастична судьба некоторых картин, — размышляет художник, шагая с солдатами по пустынным и морозным улицам. — Но еще неожиданнее судьба людей. Думал ли он всего день назад, что будет с ревкомовцами искать картину, думал ли, что власть, к которой он при­ глядывался с настороженным любопытством, недоверием, страхом и скры­ тым недоброжелательством, так охотно откликнется на его робкий, при­ зыв. Более того, берет безнадзорную галерею под свою опеку. А ведь хо­ зяин галереи предлагал свои картины в дар городскому самоуправлению. Оно милостиво согласилось принять., при условии, если сам Сукачев по­ строит специальное здание под галерею. Отцы города не захотели раско­ шелиться, а у него таких денег не было. Как ни парадоксально, а мечта Сукачева показать картины народу осуществится сейчас, в «годину сму­ ты и разврата»... Пожалуй, под галерею можно предложить дом купца Второва... или нет, лучше магазин Мерецкова на Пестеревской: два этажа, большие окна... Надо сегодня же начать опись. Надо сказать в ревкоме, что в муж­ ской гимназии находится «Иван Грозный» Антокольского. Скульптуре место в музее. В губернаторском доме висит «Портрет Державина» кисти Тончи и гобелен русской ручной работы с картины Ван-Дейка «Дети Карла I». Гобелен предназначался в дар китайскому императору. Пусть ревкомовцы прикажут взять оттуда... Что же это за люди, ревкомовцы? Вчера расстреляли Колчака, сегодня впервые услышали название картины и задержали из-за нее эшелон. Что за власть? Может, только при этой власти и возродится искусство, как Феникс из пепла? — Кто ваш председатель? То есть, я хочу спросить: что за человек? — Орел, паря! — охотно откликается Берестов. — Я его с Инно- кентьевки знаю. Солдат догоняет художника, идет рядом. Солнце, разорвав морозный туман, слепит глаза. Снег сверкает, как битое стекло. — Мы под энтой станцией эшелон ждали с колчаковским золотом. Трое суток. А мороз, паря,— лютый! Семь кругов возля луны! В сугро­ бах лежали, коченели. Грешным делом роптать зачали: напрасно, мол, ждем, необязательно по чугунке золото везть — свет велик. А тут он — предревком — откуль не возьмись появляется и такую речь держит: «Ко­ торые, мол, морозу спужались, пущай идут. Потому как в бою и пововсе V них пупки развяжутся. А кто не хочет перед товарищем Лениным в конфузе быть, тот пущай остается. Я лично, говорит, в сосульку обер­ нусь, а приказ товарища Ленина выполню. Потому как он на нас, сибиря­ ков, надеется. А чтобы не замерзнуть, давай плясать!» Да как урежет «казачка»! Так вот и ждали: то пляшем, то лежим, то плачем, то смеемся. А наказ Ильича выполнили: отобрали золотишко. Сказывали: двадцать тыщ пудов! Председатель-то первый на эшелон с наганом кинулся. Орел! А сам он с рабочих, с мастеровых. Опять же всю науку по тюрьмам про­ шел. — И без перехода солдат спрашивает: — Что за штуковину мерика- нец курил? Уж больно духовитая. Так в нос и шибает, язви тя! — Не знаю, — улыбается уголками губ художник, — некурящий. Простите за любопытство, офицер этот вам знаком?