Сибирские огни, 1963, № 2

нимаете чем это пахнет?» В разговоре с Семеном Тетериным следователь не выбирает выражений: «Дитя любопыт­ ное! У ребенка, пожалуй, хватило бы со­ ображения...» Или: «Вот вам и эко». Ди- тятичев (заметьте, вместе с прокурором) долго не пог понять Дударева, зачем это он хочет «казаться святей папы римско­ го» и не играет в благородство, как им думалось, а на самом деле просит разо­ браться по правде, хотя и побаивается этой правды. Дитятичев явно не верит, что человек может быть чистым и чест­ ным, и Тетерин на себе ощутил всю си­ лу его презрительного неверия: «Глаза следователя, серые, неприметные, с по­ мятыми веками, казалось, заглядывают сейчас внутрь, ищут в тебе пороч­ ное». Я не знаю, какие «неверные мысли» распространяет своей повестью В. Тенд­ ряков, но для меня совершенно очевид­ но, что он верно и едко обличил проку­ рора и следователя, потерявших совесть, показал, что истоки этой печальной по­ тери — неверие в людей, то есть в чуж­ дом нам мировоззрении, доказал, что дела и мысли таких людей расходятся в нашем обществе, как круги по воде, и совсем не так безобидны, как иногда ка­ жется. Дударев сложней, чем «недюженный» прокурор. Он отступил от истины по другим причинам. Когда говорят о сла­ бости второй части повести (после охо­ ты), почему-то забывают чрезвычайно важный, художественно тонкий и убеди­ тельный психологический анализ сос­ тояния Дударева, осуществленного писа­ телем именно в этой второй части. Тетерин пришел к Дудареву с пуль­ кой и воззвал к его совести: «Эта пуля митягинская. Выходит, твоя пуля пар­ ня прикончила... Решай по совести». И оступился Дударев не только тогда, ког­ да сухо сказал Тетерину: «Сообщи о том, что нашел пулю, следователю. А я сам ни себе, ни Митягину помочь не могу»,— но и тогда, когда хотел «чест­ но признать за собой часть вины. Часть! Равную с Митягиным долю!», когда чуть не истерически корчился: «Нет, не может поверить! Не признает себя! Не?, нет и нет! Только не по доброй воле, лишь через силу, лишь припертый к стене, не иначе». С этим он пошел и к следователю. У него он ведет себя бла­ городно, высказывает умные мысли, каз­ нится про себя жесткими словами: «Под­ ло! Низко!» Но и со следователем и с прокурором он корректен, логично убе­ дителен — не больше. И когда говорил так с ними, «думал о себе меньше», од­ нако не переставал все-таки думать! Ког­ да же стало невмоготу «спокойно и твердо доказывать, почему верит Семе­ ну Тетерину», заявил: «А все-таки при­ слушайтесь ...Прислушайтесь и не опа­ сайтесь за то, что я окажусь в невыгод­ ном положении. Мне легче будет, если я отвечу за свою вину, чем! спрячусь оа чью-то спину». «Мне легче!» — вот в чем дело. О» не боролся за истину, он искал, как по­ ступить, чтоб ему со своей совестью бы ло легче обращаться, легче жить. Само­ му признать себя убийцей — трудно, легче, если этим займется следователь. Трудно пережить, если тебя назовут убийцей, легче (и даже благородно), если ты сам по доброй воле разделишь вину с другими. Трудно бороться за правду Те-, терина всеми доступными тебе средст­ вами, легче вести долгую и бесплодную дискуссию о том, что Тетерин прав, а с ним, Дудыревым, надо обращаться, как со всеми, «не опасаясь, что он окажет­ ся в невыгодном положении». Его речь на судебном разбирательстве, умилив­ шая зал (а вместе и читателей), вся вы­ держана в тех же тонах: не так важно, что здесь отсутствует истина, важно, что «мне легче». То он долго уверял сле­ дователя, что Тетерин не мог сказать неправды, а теперь на суде он «разме­ ренно и по-прежнему спокойно» гово­ рит: «Кто из нас убил — для меня до сих пор тайна, как для всех». И заклю­ чает он свою речь почти патетически: «Мы оба повинны, оба в одинаковой степени!», то есть именно то, что он жаждал утвердить, когда доподлинно узнал истину: убил парня он, Дударев. Дударев не опомнился, как полагают, сразу после того, как отправил Тетерина с пулькой к следователю, а продолжал вплоть до суда поступать по принципу: как бы полегче! Дударев поступился ис­ тиной, и уже ничто не может оправдать его в наших глазах — ни прошлые за­ слуги, ни хорошие поступки и побужде­ ния, ни большие государственные мыс­ ли. В. Тендряков заставляет его по-но­ вому взглянуть на многое и в себе и во­ круг — и это закономерно — ведь он действительно умен. Но В. Тендряков не защищает его: Дударев тоже потерял совесть. Инна Соловьева увидела противоречие в том, что Дударев и совесть теряет и извлекает из этого спасительные уроки: «людей надо учить жить». На самом де­ ле здесь нет противоречий: В. Тендря­ ков не теорему доказывал, а рисовал живой характер. Дударев — это тип ру­ ководителя для нашего времени весьма примечательный и характерный. Он при­ надлежит к той категории умных, энер­ гичных, деятельных людей, которые и пользу приносят и в то же время не гнушаются выполнением плана по валу, а не по ассортименту, приобретением дефицитного материала годика на два, строительством неудобных времянок вместо капитального благоустроенного жилья и т. п. якобы безобидными дела­ ми. В. Тендряков заинтересованно и страстно раскрывает природу грехопа­ дения таких деятелей в нашем обществе — «мне легче, мне проще», — а ему го-