Сибирские огни, 1963, № 2
раньше без конца отправлял письма, с первых дней, когда враг занял их село, стала жить с немцами... Приподнявшись с травы, чувствуя, как его снова начинает мягко и противно кружить, старшина впервые подумал — издалека, вяло и нере шительно, как в полусне, — что можно было бы... просто оставить мертвую... — Хватит уж, — несмело предложил Кубочкин, тоже почему-то по глядывая на Громова. Когда они кончили рыть, ветер, не ощутимый внизу,'разогнал облака. Круглая луна сделалась ярче, но свет ее оставался по-прежнему неживым, Он тускнил звезды, кроме той, что голубела в зените. Старшина и Кубочкин вдвоем ушли за кусты. Подтащив тело жен щины к яме, оба, как по команде, опустили его. Лица и туловища умершей не было видно, их покрывала жесткая плащ-палатка. Из-под нее только неловко выпадала нога в странно ма леньком кирзовом сапоге. Луч луны глянцовел на его остром носке. Громов взялся за край палатки, собираясь одним рывком вытянуть ее из-под мертвой. — Лицо-то можно веточками погуще прикрыть, — вдруг шепотом сказал Кубочкин. — Чтобы земля ей сразу в глаза не попала... В пуще снова всхлипнула птица, оборвав крик на низкой, ворчливой ноте. Забудько выпрямился и, исполняя обязанности старшего, произнес: — Боец Серафим Кубочкин, возьмите у погибшей медсестры до кументы! Голос старшины звучал хрипло. Но самому ему показалось, что лес на мгновение умолк. Кубочкин шагнул вперед, наклонился, запустил под плащ-палатку обе руки. Пока он там шарил, Забудько и Громов смотре ли куда-то в сторону, точно их руки тоже касались женского тела. А Ку бочкин шарил так долго, что Забудько не вытерпел: — Ну, что вы там делаете? — Так пуговичка не расстегивается! — Дай — я, — буркнул Громов, отталкивая Кубочкина. Он тоже склонился, сильно дернул что-то к себе и, вытащив доку менты, передал их Забудько. Кубочкин стоял за старшиной, дышал ему в ухо, а когда Забудько раскрыл красноармейскую книжку, заглядывая через плечо старшины, в свете луны прочитал вслух, с запинкой: — Тать... яна Ми... хайлова! — Татьяна Михайловна, — всмотревшись, поправил старшина.— Не Михайлова, а Михайловна. Фамилия — Чеботарева. — Ясно, — сказал Кубочкин.— Ми-хай-лов-на! А — молодая. Он отступил немного, поморгал и, словно очень удивленный нечаян ным открытием, тихо добавил: — Я, пока нес, думал — Катя... Старшина перевернул страницу красноармейской книжки. В ней ле жал какой-то плотный, похоже что из картона, листок, завернутый в тон кую бумагу. Эта бумага, зашелестевшая в руках старшины, опять пробу дила у Кубочкина яростное желание почувствовать на губах обжигающий вкус цигарки, когда она уже докурена до конца. Сводя колхозный ба ланс, он крутил такие цигарки из старых райсельхозовских директив: их печатали на жидковатой бумаге с каким-то даже очень приятным при вкусом. — Фотография, — сказал Забудько, обрывая бумагу.—Плохо видно. Посветить бы. — Так спичек мало осталось, — предупредил Кубочкин. Фотография была вдвое больше, чем карман гимнастерки. Должно быть, чтобы не мять, ее когда-то разрезали пополам, а с обратной сторо
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2