Сибирские огни, 1963, № 2

— Я же рою! Лес придвигался к людям. Лишь орешник вблизи странно белел сла­ бым, отраженным светом. У Кубочкина ныла спина, а желание покурить становилось мучитель­ ным — до зуда в теле. Старшина заглянул в яму и с сожалением покачал головой: — Без лопаты мелкая получается. По-хорошему, в нее только ребен­ ку лечь. Громов сказал: — Войдет. Лиловая полоса на закате совсем исчезла, оставив после себя ржа­ вую щель, а далекие зЕезды медленно наливались желтым, керосиновым светом. Только голубоватая звезда, единственная среди других, перейдя в зенит, продолжала разгораться все ярче. Кубочкин посмотрел вверх и заморгал: она была совсем близко. — Покурить бы... Двое легли в траву. Громов один продолжал возиться в земле. Опу­ стившись в могилу, он подогнул ноги, примеряя к ней свое длинное туло­ вище, потом вылез и зачем-то вытер руки о гимнастерку. — Ну вот, — сказал старшина. — Я же говорю: мало! Под луной, задевшей полянку, полз темный облачный дым. Латунный диск ее был мертвенным, сине-зеленым, словно его только что вытащили из омута. Забудько помолчал немного и заговорил снова: — Смешно... — Эт-то что? — оторопев, переспросил Кубочкин. — Да так... Ты давеча про березовые почки рассказывал. У меня понимаешь, две девчонки остались. Наташка и Сонька... Шустрые такие. В бабку... Тоже всякую лечебную траву собирали... на тетрадки, каранда­ ши. А у меня дома сарай, наверху хорошие доски настелены. Они туда заберутся, разложат там свою травку, чтобы сушить... Пионерская вожа­ тая ихними делами командовала. Такая... лет семнадцати. Но здорову­ щая, крепкая. Бабы, понимаешь, на нее все косились, ей, мол, мужика хо­ рошего надо, а она с детями игрушки играет. Ты спишь? — Я... ничего. — Пошел я как-то в сарай. Только двери открыл, а эта вожатая сто­ ит там на высоконьком чурбане, кверху вся тянется, траву эту сушеную на досках руками ворошит, чтоб лучше сохла. Да... И прямо, вровень, пе­ редо мной ее ноги... Белые-белые. Как молоко. — Белые? — изумился вдруг Кубочкин. — Как молоко! А следом за мной жинка в сарай вкатилась. Что ты думаешь? Я стою, смотрю, просто так... ни для чего, а она сзади развора­ чивается и меня прямой наводкой... по морде! Всю сушеную траву повы­ бросала... Дома — в рев: ты, говорит, подлец, нарочно сарай для этого приспособил... Сонька с Наташкой на дворе траву собирают, тоже от оби­ ды ревут, и от рева у них аж головенки мотаются... А мне смешно! Потом всю ночь... мне спать не давала. Слышишь, Громов? Лес шелестел черной стеной. Лунный свет яростно искажал незрячее лицо Громова, рубившего но­ жом землю. И, взглянув на него, Забудько — словно к нему медленно возвраща­ лась память о батарее — вспомнил, за что Громова разжаловали в ря­ довые. Конвоируя пленного эсэсовца в штаб, Громов по дороге застрелил его. А перед этим на батарее шептались, что молодая, бездетная, по солдатским слухам — очень красивая Степанида Громова, которой он